Выборы, впрочем, принимали такую необъяснимо причудливую форму, что их заменили простыми назначениями. Меня пригласили посетить «шари» (местное словечко для обозначения любого рода препирательств). Собралась вся школа, а на повестку дня старосты вынесли дисциплинарные нарушения. Судьи сидели в креслах на помосте, а все остальные – на корточках посреди большого зала. К ответу призвали трех мальчиков: двоих – за курение и одного – за отказ тянуть плуг. Их приговорили к ударам палкой. Несмотря на отчаянное сопротивление, малолетних нарушителей распластали на полу их же собственные друзья, а сержант-инструктор, старый вояка из КАР, нанес каждому два или три удара тростью. Если сравнивать с наказаниями в английских частных школах – легко, считай, отделались, но и здесь не обошлось без страдальческих воплей и самых невообразимых корчей. Очевидно, эта сторона системы элитного образования еще не до конца усвоена в здешних краях. В тот вечер в отель прибыл фермер, занимавшийся производством сизаля, – самоуверенный низкорослый австриец, без конца высмеивавший британскую администрацию. Некоторое время назад он вернулся на ферму, где работал в довоенные годы, – сейчас так поступают многие немцы и австрийцы. По его разумению, если и через пару лет Британия продолжит в том же духе управлять этими территориями, их придется снова вернуть Германии.
– До войны, – сетовал он, – каждый туземец должен был приветствовать любого европейца, а иначе ему разъясняли, что к чему. Теперь же, со всей этой наукой…
Субботним вечером в индийском кинотеатре я посмотрел индийский фильм по мотивам народной сказки. Сидевший рядом со мной индус участливо помогал мне разобраться в хитросплетениях сюжета при помощи следующих комментариев: «Это злодей», «Это слон» и так далее. Когда же подошел черед объяснить, что герой влюбился в героиню – в целом это следовало из страстных телодвижений, – мой сосед сказал:
– Он хочет затащить ее в кусты.
Позднее тем же вечером я сел на поезд.
Городок Кигома – точнее, хаотичное скопление бунгало – почти ничем не выделялся из ряда других озерных поселений, которые мне довелось повидать: разве что численностью населения и нарочитой неразберихой в работе причалов и грузовых станций. Пароходы, курсирующие по озеру, принадлежат бельгийской компании «Chemin de Fer des Grands Lacs»
[133]; все объявления – на французском и фламандском языках; в городе расположены офисы бельгийской иммиграционной службы, вице-консульства и таможни, а также громоздкое недостроенное здание торговой компании «Конго». Однако мысль о том, что я уже покинул британские владения, почти сразу улетучилась, когда на глаза мне попался полицейский наряд из Танганьики: стоя в дверях вокзала рядом с билетным контролером, стражи порядка принудительно вакцинировали местных пассажиров, когда те подходили к выходу.
День клонился к полудню, солнце пекло невыносимо. Мне не терпелось поскорее погрузить свой багаж на борт, но его задержали на таможне для досмотра – сотрудник погранслужбы еще не вернулся после обеда. Вдоль дороги на корточках сидели туземцы – дикари с заточенными зубами и длинными волосами: кожа глубокого черного цвета, плечи широкие, а ноги худые; вокруг туловища обмотаны лоскуты шкур и материи. На грузовике, в кузове которого тряслись ящики, тюки и монашки, подъехал довольно рослый представитель братства «Белые Отцы»
[134]; его упругая рыжая борода расползлась по широкой груди; от сигары поднимались клубы густого, едкого дыма.
На главной улице был маленький греческий ресторанчик, где я пообедал, а после обеда сидел на террасе и ждал открытия таможни. В обоих направлениях двигались нескончаемые потоки туземцев, большей частью приехавших из деревень и куда менее цивилизованных, чем те, с которыми я сталкивался после сомалийцев; если и попадались среди них мужчины в брюках, сорочках и шляпах, то эти определенно работали под началом европейцев; один из таких, ехавший на велосипеде, упал прямо напротив ресторана и поднялся в сильном расстройстве, но когда прохожие стали над ним потешаться, он тоже захохотал и продолжил путь весьма довольный собой, как будто это был удачный розыгрыш.
Около трех часов я получил свой растаможенный багаж, затем, после очередного долгого ожидания, купил билет и в конце концов предъявил на проверку паспорт британским и бельгийским пограничникам. Тогда мне разрешили подняться на борт «Герцога Брабантского». Это был видавший виды стимбот с паровым котлом, работавшим на дровах; пассажирский отсек, располагавшийся в ютовой надстройке, включал в себя тесный, душный палубный бар, ниже – две или три каюты плюс клозет, запиравшийся на амбарный замок. Основную часть короткой палубы занимал капитанский отсек – надстройка вроде двухкомнатного бунгало с латунным остовом двуспальной кровати под противомоскитными сетками; основное убранство составляли многочисленные столы, стулья и валики, фотографии в рамках, зеркала, часы, фарфоровые и металлические фигурки, засаленный кретон и прохудившийся муслин, истрепанные атласные бантики и ленты, баночки с сушеными травами, подушечки для иголок и булавок – словом, все мыслимые и немыслимые дешевые безделки, не вяжущиеся с образом мореплавателя. На борту явно находилась женщина. Я на нее наткнулся: она сидела с вязаньем на палубе, в тени этой надстройки. Пришлось задать ей вопрос насчет кают. Она ответила, что муж ее сейчас отдыхает и тревожить его до пяти часов нельзя. Будто в подтверждение этих слов, из-за противомоскитной сетки донесся мощный храп, сопровождаемый фырканьем. В баре спали трое. Я вернулся на причал и обратился в конголезское бюро путешествий, где поинтересовался насчет моего рейса до Леопольдвиля. Со мной обошлись вежливо, но не сообщили ничего путного. Посоветовали навести справки в Альбервиле.
Вскоре после семнадцати часов появился капитан. Ничто в его внешности не указывало на связь с морскими перевозками: очень грузный, весьма неопрятный субъект в расстегнутом у шеи кителе, небритый, с торчащими усами, краснолицый, мутноглазый, с явно выраженным плоскостопием. Такой еще мог бы сойти за хозяина какой-нибудь харчевни. Пассажиров набралось человек двенадцать (отход был назначен на восемнадцать часов), и капитан, проверяя билеты и паспорта, вразвалку переходил от одного к другому. Каждый требовал для себя каюту. Вот отчалим – там видно будет, отвечал он. А подойдя ко мне, спросил:
– Где ваше медицинское свидетельство?
Свидетельства у меня не было; так я и сказал.
– Без медицинского свидетельства запрещено.
Я объяснил, что получил визу, купил билет, прошел паспортный контроль, причем дважды, в британском и бельгийском пунктах, но впервые слышу о каком-то свидетельстве.
– Сожалею, нельзя. Надо получать.
– Но какое именно свидетельство? О чем оно, по-вашему, должно свидетельствовать?
– Мне нет различия, о чем оно свидетельствует. Вы должны найти доктора, и пусть подпишет. Иначе вам нельзя в рейс.