– В моем возрасте нужно мозг все время тренировать и тело. Вы надолго в Москву? – спросила Роза Львовна, пока наливала нам чай.
Мама начала рассказывать, а я крутил головой по сторонам. Мне было интересно посмотреть, как тут все устроено. А потом я увидел большого рыжего кота, который лежал на батарее под окном, и мне захотелось его погладить.
– Не бойся, он не цапнет, – сказал дядя Толик.
Я погладил кота и посмотрел цветы на подоконнике. У меня было много вопросов, и я ждал удобного момента, чтобы их задать. Мама смеялась, и это был хороший знак.
– Толя, достань бальзам из серванта, видишь, Ирина перенервничала. Что ей твой чай?
– Роза Львовна, спасибо, но я уже хорошо.
– А будешь еще лучше. Он с травами, никогда меня не подводил в сложных жизненных ситуациях. И мне тоже стопочку налей.
– А вы одни живете? – спросил я.
– Да. – Ответила Роза Львовна, – все никак не могу Толю отселить. Он, видите ли, считает, что я одна больше не могу жить.
– Ба, не начинай. Мы же договорились.
– Я еще не в маразме, хоть мне и восемьдесят лет. Негоже парню молодому со старухой жить. Свою семью пора заводить.
Роза Львовна совсем не выглядела старой, а даже наоборот.
– Бабуля только прикидывается бодрой и независимой, а сама то упадет, то плиту выключить забудет, – сказал дядя Толик маме шепотом.
Пирожки были вкуснющие. Я раньше думал, что лучше Риты никто не печет, но теперь не уверен. Я съел четыре штуки и очень хотел пятый, но не знал, прилично ли это? И не заболит ли у меня живот?
Дядя Толик рассказывал про свою работу и все время шутил. Он еще и веселый.
– Ирочка, а вы чем занимаетесь? – спросила Роза Львовна.
– Мама поет, – опять влез в разговор я. – Мама очень хорошо поет, она даже в консерваторию поступила, но родился я. А так маму везде зовут, но она не может. Из-за меня не может.
– Нам пора, – сказала мама и встала. – Спасибо за чай, и пирожки восхитительные. Но нам пора.
– Так ничего и не поели. Я вам сейчас с собой отложу, – сказала Роза Львовна и стала складывать пирожки на тарелку.
– Спасибо.
Мама встала и пошла к двери, а мне ничего не оставалось, как последовать за ней.
– Заходите, если что, – сказал дядя Толик.
– И просто заходите, – вставила Роза Львовна. – А то Толя все время на работе, никуда не ходит.
– Ба, опять за свое!
– А пойдемте с нами в кино? – говорю я. Эти взрослые такие странные. Никуда не ходят и ничего с этим не делают. Непонятно.
– В кино? – переспрашивает дядя Толя и смотрит то на меня, то на маму.
– Мы «Ёлки» хотим посмотреть. Я все старые фильмы видел, а это новый. Каждый год новый фильм.
– Какая хорошая идея у Мишеньки. Я лет сто в кино не была.
– Ба, ты что, в кино хочешь?
– А почему нет? Я с удовольствием.
То, что мы пойдем все вчетвером, я не рассчитывал. Но так даже прикольнее. Какая удивительная у дяди Толика бабушка, еще и в кино ходит. Я думал, что бабушки только сериалы по телевизору смотрят. Может, московские бабушки другие? Мама посмотрела на меня как-то странно, но ничего не сказала.
И мы пошли в кино. Фильм мне понравился. Мы все смеялись до упаду. А потом было мороженное и молочный коктейль. Мама улыбалась и сама много шутила. Я давно ее такой не видел.
– Сегодня был чудесный день, но я так устала, что могу заснуть стоя, – сказала мама, когда мы вернулись домой. – Чистим зубы и в кровать.
Я не спорил и послушно пошел надевать пижаму. Уже в постели я вспомнил, что клетка с Анфисой осталась в столовой.
– Мама, принеси мне Анфису, пожалуйста! – крикнул я. Но ответа не было.
Я вылез и пошел за крысой сам, мне столько всего хотелось ей рассказать. В коридоре я услышал шум воды и понял, что мама моется.
В столовой свет не горел. Полоска света с кухни освещала путь, и я не стал включать люстру. Елка мигала разноцветными огонечками и отражалась в окне. Света было вполне достаточно, чтобы увидеть клетку на столе.
А подошел, а Анфиса не шевельнулась. Обычно она просыпалась, едва я заходил в комнату. Крыса продолжала лежать в той же позе. Я открыл клетку и засунул туда руку, чтобы достать зверька.
– Анфиса, ну ты чего?
Безвольная тушка повила у меня на ладошке. Я сжал пальцы, сильнее, чем хотел, но даже это не заставило Анфису очнуться. Я поднес крысу к лицу и стал всматриваться в ее закрытые глаза.
– Анфиса, пожалуйста, очнись! Ты мне нужна! – говорил я и тряс ее. – Пожалуйста!
Но она не шевелилась, а я понял, что она умерла.
– Мама! – во весь голос закричал я. – Мама!
Мама прибежала завернутая в полотенце, и с нее стекала вода. Она подбежала и обняла меня одной рукой, а второй забрала у меня из руки Анфису и положила ее обратно в клетку. А потом обняла меня настолько сильно, насколько это было возможно.
Мама все поняла без слов. Она гладила меня по голове мокрой рукой, а я не понимал, это капли с ее волос падают мне на лицо или мама плачет?
– Мама, надо отвезти ее к ветеринару, вдруг еще не поздно и Анфису можно вылечить?
– Нет, сынок, мне очень жаль. Но Анфису не спасти.
– Но ей же еще не было трех лет, она должна была еще жить?
– Мне так жаль, – повторяла мама.
– Это потому, что я забыл и пошел в кино без нее?
Я пытался вырваться из маминых объятий, мне важно было проверить. Вдруг Анфиса крепко спит и сейчас проснется?
– Сынок, ты ни в чем не виноват.
– Она всегда была со мной. А тут я забыл. Понимаешь, мама, я предал ее, получается?
– Нет, так бывает. Что люд… животные умирают и в этом никто не виноват.
– Но почему? Мы правильно ее кормили, заботились о ней. У нее не было признаков старения, я смотрел.
– Мишенька, я не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос.
Я высвободился из маминых рук и включил свет в комнате. Я подошел обратно к столу и приложил ухо к телу Анфисы.
– Не дышит, – я не мог в это поверить.
Мама стояла посреди комнаты и прижимала руки к груди. Слезы текли по ее щекам, но она молчала.
– Она умерла, – сказал я. Глупо было отрицать очевидные вещи, я столько про это читал. Пока мама с Ритой не видели, я читал про то, что происходит с телом, когда душа его покидает. Мне было не страшно читать, а сейчас стало страшно.
– Что, я больше никогда не поговорю с Анфисой?
– Ты можешь с ней разговаривать, она же осталась в твоем сердце.