Порочная страсть - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 9

Несмотря на субтильную внешность, сестра Лангтри обладала твердым характером и недюжинным умом. Как всякая выпускница привилегированной школы для девочек, она была достаточно образованна и весьма проницательна. Решительная, живая, точная в суждениях, она, при всей своей доброте и понимании, оставалась в душе отстраненным наблюдателем. Жизнь ее принадлежала пациентам, она преданно исполняла свой долг, но что бы ни таилось в самой глубине ее существа, этого не знал никто – душу сестра Лангтри никогда не открывала. Мало кто мог бы такое вынести, но, похоже, для Нила в этом отчасти и заключался секрет ее очарования.

Нелегко было найти верный подход к солдатам, которые за долгие годы войны почти забыли, что такое женщина. Здесь требовалось определенное мастерство, но все же она прекрасно справилась с задачей: ни разу в ее общении с мужчинами не проскользнул и малейший намек на сексуальный или романтический интерес. К ней следовало обращаться «сестра», но пациенты ласково называли ее сестричкой. Она и держала себя с ними как старшая сестра, любящая, но строгая: с ней можно было делиться самым сокровенным, а вот задавать личные вопросы не полагалось.

И только для Нила Паркинсона Онор Лангтри сделала исключение. Между ними установилось молчаливое соглашение. Они никогда ни только не говорили об этом, даже не упоминали прямо, но оба знали: когда война закончится и настанет время вернуться к мирной жизни, Нил захочет продолжения их отношений, а она не будет против.

Оба они принадлежали к самым почтенным и влиятельным семействам, их с детства учили улавливать тонкие различия и чувствовать нюансы, которые невозможно подчас свести к понятию «долг», поэтому ни он, ни она и помыслить не могли о том, чтобы поставить личные интересы превыше принятых обязательств. Они встретились во время войны, и война диктовала свои условия, не оставляя им выбора: их отношения определялись жесткими профессиональными границами, которые оба даже не пытались нарушить, – но после войны можно было забыть об осторожности.

Нил цеплялся за эту надежду с каким-то болезненным, отчаянным нетерпением. В сущности, он мечтал изменить свою жизнь, наполнить новым смыслом, потому что полюбил сестру Лангтри. Наверное, он был не таким сильным, как она, а может, в нем просто бродили страсти, ей неведомые, но ему стоило огромного труда удерживать дистанцию, не переступать проведенную ею черту. Взгляды или невзначай оброненные фразы – вот и все мелкие прегрешения, которые он себе позволял, ничего более. Его ужасала даже сама мысль, чтобы нескромно прикоснуться к сестре Лангтри или поцеловать. Нил знал: стоит перейти дозволенные границы, и она тотчас прогонит его прочь, несмотря на то, что он пациент. Женщин на фронт брали неохотно, в основном это были медсестры, а Онор Лангтри доверили ответственный пост, так что глубокие привязанности и близкие отношения с пациентами считались недопустимыми.

И все же Нил не сомневался, что между ними существует нечто вроде неписаного соглашения: не будь это так, она посчитала бы своим долгом сейчас же развеять его иллюзии.

Взросление Нила Лонгленда Паркинсона, единственного ребенка состоятельных родителей, весьма известных и уважаемых жителей Мельбурна, пришлось на сложное время в истории Австралии, благодаря чему он вырос куда бо́льшим англичанином, чем сами англичане. В его безупречном выговоре истинного лондонского аристократа не слышалось и малейшего акцента, который выдал бы австралийское происхождение. Едва успев сойти со школьной скамьи в Джилонге, он прибыл в Англию и поступил в Оксфордский университет, который и окончил с отличием, получив степень бакалавра истории. Со времен студенчества Нил не пробыл на родине и нескольких месяцев: увлеченный честолюбивой мечтой сделаться художником, из Оксфорда он устремился в Париж, а оттуда в Грецию, на Пелопоннес, где на время и осел. В его интересную, хотя и незатейливую жизнь вносили оживление лишь бурные встречи с любовницей, некой итальянской актрисой. В перерывах между изнурительными вспышками пламенной страсти он выучил греческий, и теперь владел им так же свободно, как английским, французским и итальянским. Он рисовал словно одержимый и чувствовал себя скорее приезжим англичанином, нежели австралийцем.

Женитьба не входила в его планы, он понимал, что рано или поздно придется подумать о браке, но предпочитал жить сегодняшним днем и сознательно откладывал все решения, касающиеся будущего. Когда молодому человеку не исполнилось еще и тридцати, ему кажется, что впереди целая вечность.

Все изменилось внезапно, катастрофически, в одночасье. Даже до Пелопоннеса уже докатились слухи о грядущей войне, когда Нилу пришло письмо от отца. В этом холодном, суровом послании говорилось, что легкая разгульная жизнь закончилась: сыновний долг и социальный статус обязывают Нила немедленно вернуться домой, пока это еще возможно.

В конце 1938 года ему пришлось сесть на пароход и вернуться в Австралию, в страну, которую едва знал, к людям, бесконечно далеким, чуждым родительской любви подобно викторианским благородным господам, что, впрочем, было недалеко от действительности: только речь не о королеве Виктории, а о штате с тем же названием.

Возвращение в Австралию совпало с его тридцатилетием. Даже теперь, более семи лет спустя, вспоминая тот день, Нил испытывал леденящий ужас, что поселился в нем в прошлом мае. Отец! Безжалостный, обаятельный, лукавый, невероятно энергичный старик! Ну почему он не произвел на свет еще хотя бы парочку сыновей? Почему обзавелся всего одним ребенком, да еще так поздно? Это тяжкое бремя – быть единственным сыном Лонгленда Паркинсона: жить в постоянном страхе не отстать от отца, вечно доказывать свою состоятельность.

Конечно, это не могло тянуться бесконечно. Если бы старик только знал, что из-за него самого сын не оправдал его надежд. Нил, в отличие от отца, никогда не жил в рабочей среде, поэтому не знал, что такое горечь унижения или стремление отвоевать себе место под солнцем. Вдобавок его угнетала холодность матери, изощренный педантизм. Нил перестал бороться, как только достаточно повзрослел, чтобы реально оценивать окружающий мир.

Несмотря на то что отец всегда был равнодушен к нему, а мать буквально душила своей бездумной, слепой заботой, он привязан к отцу был гораздо больше, чем к матери. Нил испытал безмерное облегчение, когда покинул дом, поступив в закрытую школу, и с первого же семестра в Джилонге до самого дня своего тридцатилетия следовал раз и навсегда взятому курсу. Зачем бороться, пытаясь изменить обстоятельства, если это заведомо невозможно? Лучше держаться в стороне, не обращать ни на что внимания. Когда Нил достиг совершеннолетия, к нему перешли деньги матери, которых с лихвой хватало на все его нужды. Он нашел свою нишу, жил так, как ему хотелось, вдали от Мельбурна и родителей, и был вполне счастлив.

И вот угроза войны разрушила его мир: обстоятельства сложились так, что отмахнуться от них нельзя, а держаться в стороне невозможно.

Обед по случаю дня рождения Нила проходил пышно и торжественно, список гостей изобиловал благовоспитанными юными дебютантками, которых мать сочла подходящей для него партией. В числе приглашенных были два архиепископа (англиканский и католический), член законодательного собрания штата и депутат парламента Австралии, один модный врач, высокий комиссар ^[2] Великобритании и французский посол. Разумеется, приглашения рассылала мать, а сам Нил за обедом почти не замечал ни молодых леди, ни важных гостей, даже на мать едва ли взглянул хоть раз. Все его внимание занимал отец, который сидел в дальнем конце стола и на большинство гостей смотрел с насмешкой, едва ли не с презрением, мысленно разбирая по косточкам каждого. Нил не смог бы сказать, откуда ему в точности известно, что творится у отца в голове, но на душе у него потеплело. Ему захотелось при первом же удобном случае поговорить с этим коренастым стариком, от которого он получил разве что разрез и цвет глаз – голубой.