Сири с любовью. История необычной дружбы - читать онлайн книгу. Автор: Джудит Ньюман cтр.№ 15

* * *

Недавно я решилась позвонить Лори. Это не то же самое, что попросить к телефону Мадонну, но гораздо труднее, чем я предполагала. До последних лет сорокавосьмилетняя певица не скрывала свой номер телефона, но теперь слишком много управляющих хедж-фондами названивали ей с просьбами выступить на днях рождения их трехлетних отпрысков. В любом случае я добралась до Лори, потому что должна была знать: был ли Гас такой единственный? Были ли у нее другие подобные фанаты «не первой молодости», отчаянно цепляющиеся за осколки своего детства, когда все их сверстники уже перешли на Кэти Катс или Свифт? И есть ли подобные Гасу птенцы в базе фанатов Лори?

«О, конечно, Гас не единственный, – ответила Беркнер. – Целая группа детей с расстройствами спектра зациклена на мне. Хотела бы я знать почему. Я пыталась сама разобраться, потому что, чем бы я ни занималась, я хочу продолжать это и дальше».

Беркнер посоветовала мне посмотреть блог под названием «Папочка аутизма», где один отец описывает своего двенадцатилетнего сына, который не разговаривает, но спит с фотографией Лори в рамочке, словно это его плюшевый мишка. Мама ребенка с аутизмом говорила Лори, что первым словом, которое сказал ее сын, стало «свинка», потому что он хотел посадить себе на голову свинку, и это произошло на одном из концертов Лори. До того случая «мальчик ничего не хотел достаточно сильно для того, чтобы попросить словами».

Что-то такое есть в музыке Лори – простота; четкие, конкретные мысли – и благодаря этому мелодия мгновенно запоминается. И в своей собственной жизни Лори высоко ценит простоту и повторения. «Я страшный фанат Филипа Гласса, и я люблю восточноафриканскую музыку, в которой одно и то же повторяется снова и снова. Очень многие дети находят такую музыку комфортной для себя. И, возможно, дети с аутизмом особенно». Прежде чем Лори начала писать для детей, она играла в женской рок-группе – и на своей основной работе готовила программу для взрослых с тяжелым аутистическим расстройством. Некоторые из этих взрослых были склонны к насилию; один целыми днями напролет ходил по кругу. Но у них тоже была своя музыкальная одержимость. «Один парень слушал только Гила Скотт-Хирона, а другой – только испанские радиопрограммы. Он носил наушники, которые почти никогда не снимал. Мне никогда не забыть тот впечатляющий опыт».

Беркнер призналась, что на каком-то уровне понимает обладателей РАС. «Мои родители оба работали, и я не видела их до поздней ночи, – рассказывала она. – И хотя у меня был брат, я помню, как часто страдала от одиночества. Обычно я занималась повторяющимися и очень странными вещами. Например, я могла уставиться на ромбовидный рисунок, который повторялся в ограде школы, и неотрывно смотрела, пока у меня не начинали косить глаза, а ромбы не расплывались. Должно быть, все эти привычки казались странными другим ребятам, но они помогали мне успокаиваться».

Какой еще секрет у Беркнер? «Я не слушаю музыку слишком часто. В ней очень много стимулов, и я не могу вынести их все. Может быть, поэтому я начала немного разбираться в аутизме. Когда я обнаруживаю что-то успокаивающее, я буду слушать это снова и снова». Также Беркнер рассказала, как она пишет для детей. Она возвращается к той девочке, которой когда-то была, и спрашивает ее: понравилось бы тебе слушать эту песню?

«Тех из нас, кто часто остается один на один с собой, – продолжала она, – музыка может затягивать».

Вот что происходит на концертах Беркнер – со всеми, конечно, но больше с теми, кто немного похож на Гаса. Когда Гас был маленьким, он хотел все время быть один. Он не мог по-настоящему разговаривать с другими детьми. Концерт Лори Беркнер впервые дал ему шанс стать полноправным членом общества.

* * *

Вот что я еще хочу сказать о музыке. Очевидно, что для большинства из нас музыка является неистощимым источником в эмоциональном плане. Но, если речь идет о детях с аутизмом, она может научить их пониманию эмоций других детей.

Одной из черт аутистической личности является отсутствие «теории разума». Иными словами, многие такие люди не способны читать выражение лиц других людей. Когда Гас был маленьким и делал что-то, от чего я раздражалась, я тратила много времени, показывала на себя и кричала: «ТЫ ВИДИШЬ ЭТО ЛИЦО? ЭТО НЕ СЧАСТЛИВОЕ ЛИЦО». А он наклонял голову набок, как скотч-терьер, пытаясь разобраться, что написано на моем лице. Постепенно он научился различать Радость, Печаль и Гнев. Но оставалось еще множество вариантов. Гас не мог сказать вам, что вы расстроены, или тоскуете, или торжествуете; для него это было словно квадратный корень из числа «пи».

И вот здесь на сцену приходит музыка, поскольку музыка оказывает на детей с расстройствами такое влияние, какое не могут оказать слова. Джеральдин Доусон, психиатр и директор Центра аутизма Дюка, изучает влияние музыки на мозг. Однажды она объяснила мне, что происходит. «Вы знаете, как много детей с расстройствами спектра любят диснеевские мультфильмы? – спросила Доусон. – Все пытаются выяснить почему. Но мы полагаем, что музыка в мультиках дает детям эмоциональные сигналы – сигналы, которые они не воспринимают, если просто смотрят на лица людей или слушают их речь».

Теория Доусон кажется верной. В определенный момент времени Гас стал одержим песней «Мой несчастный дружок» из мультфильма «Русалочка». Она звучит в тот момент картины, когда ведьма-осьминог Урсула, которая собирается отобрать у Ариэль ее прекрасный голос, чтобы сделать похожей на человека, поет обо всех тех созданиях, которые отдали ведьме свои голоса. Гас пел эту песню снова, и снова, и снова, и снова, он поворачивался ко мне с сияющими глазами и объяснял: «Урсула злодейка, ХА-ХА». Это было наглядное представление идеи, до этого совершенно незнакомой Гасу: идеи о том, что другие люди могут пребывать «в страдании и нужде» и что существуют еще другие люди (или осьминоги), которые радуются этому. Урсула была Злом, аккуратно упакованным и разъясненным. Когда музыка сигнализировала Гасу, что творится зло, то словно запускался каскадный эффект признаков, показывающих, что творящий зло – не хороший.

Примерно в то время, когда песня «Мой несчастный дружок» занимала первую строчку в рейтинге Гаса и он хотел каждый день ходить в школу в костюме Урсулы (восемь ног создавали некоторый дополнительный объем), я обнаружила, что он изучает веб-сайт под названием «Злые брови». Там были представлены изображения Джокера, Шрама из мультфильма «Король Лев» и Джека Николсона в фильме «Сияние» (на самом деле Джека Николсона можно было взять из любого фильма). «Да уж, эти злые брови ничего себе, – удовлетворенно замечал Гас. – Видишь, мамочка?» А потом он показал мне свои лучшие Злые Брови, которые были больше похожи на брови Граучо, но – неважно; Гас тренировался в сопоставлении выражения лица и эмоции. И эта эмоция была намного тоньше, чем просто Радость, Печаль или Гнев. По этой причине Гасу было очень трудно увидеть ее. Это был эквивалент процесса распознавания лиц компьютером. Гас все еще в процессе работы, но именно музыка направила его на верный путь.

Мне всегда сложно было вытерпеть бесконечные повторы одних и тех же видео- и аудиозаписей на айпаде и YouTube, столь привлекательные для Гаса. Но, вспоминая это время, я снова мысленно обращалась к разговору с Джеральдин Доусон. Гас мог управлять записями мультфильмов – останавливать, перематывать, проигрывать снова и снова – или останавливать и включать музыку на моем айпаде, повторяя ее столько раз, что у меня буквально «увядали уши». И все это внешне раздражающее поведение означало, что он переводит окружающий мир в свои собственные термины и в свой собственный мир. Запуская и останавливая запись, разбивая ее на кадры и ноты, повторяя до тошноты – все это выглядело ненормально. Но эти чертовы экраны и воспроизводящие аппараты открыли ему путь в мир коммуникаций, который мы принимаем как само собой разумеющееся. Экраны не могут заменить реальную жизнь, но они могут просто обеспечить поддержку и помочь Гасу создать эту реальную жизнь.