Я скользнула на колени, склонилась над аджаном и даже не сразу осознала, что мои пальцы окрасились алым. Коснулась его мягкой шерстки, отдернула руки.
Выдохнула приглушенно:
— Чет… — И, всхлипнув, расплакалась: — Че-е-ет!..
Он не отзывался. Совсем. Веки сомкнуты, дыхание не прослушивается, даже пульс… А у аджанов вообще бывает пульс?!
— Не вздумай мне умирать… Не вздумай! Не смей!!! — Смахнула слезы и, до боли прикусив губу, чтобы перестать реветь, выпалила: — Я лучше тебя потом сама убью, за то, что ты сделал! А сам умирать не вздумай!
— Софья…
Андрей опустился рядом, ободряюще сжав мое плечо. А я, зажмурившись, направила на Чета руки, взывая к той стороне своего дара, о которой почти ничего не знала, но которую всегда в себе ощущала.
Магия жизни…
Животворная сила…
— Чет… вернись ко мне…
Сложно сказать, сколько так просидела, направив на него раскрытые ладони, чувствуя струящееся из них тепло и не замечая ничего и никого вокруг. Казалось, время остановилось, и единственное, что сейчас имело значение, — это жизнь хранителя.
— Обещаю, что прощу тебя. Вот честно! Выслушаю, постараюсь понять… Ты ведь спас меня. А теперь позволь спасти тебя. Не… не бросай меня…
Только сейчас я поняла, как много нас связывает. Вспомнила каждый день, каждое мгновение, что провела наедине с аджаном. Иногда злилась на него, иногда раздражалась, но чаще всего…
Была искренне рада, что он рядом.
— Точно простишь?
Открыв глаза, испугалась, что мне это лишь мерещится: Чет сидел, приподнявшись на лапах, и, судя по блеску в глазах, даже не думал умирать.
— Где твоя рана?! — воскликнула, лихорадочно его оглядывая.
Я же видела! Видела кровь, жуткой кляксой расплывающуюся по груди. Видела, как стихает его дыхание. Как жизнь его покидает…
— Хорошо я тебя выдрессировал, Машка! — довольно заявил чертяка. — Колдунья загляденье просто стала!
— За «выдрессировал» получишь, — фыркнула я.
Смахнула слезы, уговаривая себя оставаться максимально суровой, но надолго меня не хватило: улыбнувшись, схватила аджана в охапку с явным намерением задушить его в объятиях, и обернулась к мужу.
Андрей был рядом. Смотрел на нас и улыбался.
♡ Глава двадцать первая, о чувствах, богах и судьбоносных решениях
Я сидела в каком-то закутке хаоситского посольства (ну то есть брусского, но как выяснилось, это одно и то же), заботливо укутанная в мундир мужа, и думала о том, что нам всем сказочно повезло.
Во-первых, я не спалила эту помойку. Ладно, не помойку, а очень даже красивый особняк. Но в моем представлении ничего хорошего в этом месте не было и быть не могло, а потому пусть остается первый вариант.
Спалить, к слову, очень хотелось. Вместе с цесаревичем. Но тогда его величеству было бы некого допрашивать.
Не-е-ет, хаоситы нам еще для суда понадобятся.
И для казней.
Во-вторых, мы живы и победили. Конечно, так быстро это не закончится. Будет проводиться расследование, будут разбираться с наследником, да и мне с Андреем… тоже надо бы разобраться. Поговорить откровенно, рассказать о себе правду и от него добиться признаний.
Честно говоря, я была рада. Рада наконец получить возможность выговориться и больше ничего не утаивать.
Ну а в-третьих, Чет… Не знаю, что бы со мной стало, если бы он не привел ко мне князя. Несмотря на совершенные ошибки, аджан не рассказывал хаоситам о втором моем даре, молчал о том, что в теле Софьи иномирная душа, а в самый решающий момент и вовсе готов был пожертвовать собой ради меня.
Нет, за то, что паразит нервничать заставил, успешно прикидываясь умирающим, «спасибо» точно говорить не стану. Но немного успокоившись, придя в себя, я вспоминала о пережитом кошмаре уже не с таким отчаяньем.
Паяц! Как есть паяц!
И так оперативно слинял, когда Андрей меня с его груди в объятья забрал…
— Манечка, Машуня…
Я вздрогнула от тихого голоса и вскинула взгляд.
— Прости меня, подлеца такого, прости…
Чет не показывался, но был явно где-то поблизости.
— Я виноват…
— Чет, покажись! — устав таращиться в полумрак, потребовала я. — Покажись, несносный чертяка!
В сером полумраке спальни сначала проступили рога аджана. За ними показался хвост, мягкие пушистые лапы и наконец туловище с мордой, хранящей выражение не то мученика, не то раскаявшегося в своих злодеяниях преступника.
Как только Чет полностью нарисовался, схватила его в охапку, крепко к себе прижала. Да, он виноват, да, все могло закончиться очень плохо, но я точно знала, что действовал он не по доброй воле. Схватили его за одно место и все: ни дернуться, ни пискнуть.
— А теперь, Чет, рассказывай. Не отпущу, пока не узнаю всей правды.
Тяжело вздохнув, аджан прошептал:
— Я не мог тебе признаться. Даже намекнуть не имел права! Иначе бы меня отозвали, а к тебе приставили кого-то другого.
— Ты потому добивался от меня того договора? — догадалась я. — Тебе что-то было нужно, чтобы стать свободным?
— Сила твоя, — с тихим вздохом признался Виньецкий. — Чтобы артефакт, которым они меня к себе привязали, разрушить… Поначалу я хотел забрать ее хитростью, обманом, а потом… — Взволнованно выдохнув, он выпилил: — Я ни за что ее у тебя не возьму! Машка, Манюнечка, я не хотел! Очень, очень не хотел! Но они дергали меня за ниточки, как какую-то марионетку! Да что там… Я и есть их марионетка. Раб на побегушках…
Нет, все-таки надо было спалить к чертям собачьим всех хаоситов разом! И чтобы долго горели, мерзавцы. Чтобы даже следа, даже воспоминания от них не осталось!
Глаза затянуло мутной пеленой. Я сидела, смотрела на понуро опустившего голову Чета и чувствовала, как слезы оставляют на щеках мокрые дорожки.
— Что за артефакт и как тобой с помощью него управляют?
— Очень хитрый и опасный… Хаоситы — мастера создавать хитрые и опасные артефакты.
Вскоре стало ясно, что аджан для приспешников бога хаоса был что джинн из лампы. Дали ему задание, он выполз из артефакта, а как справился с квестом, так сразу полезай обратно.
Негодяи…
— Он хранится не здесь, не в Московии, и даже не в России. Он у само́й верхушки хаоситов, — с горечью ответил Виньецкий на мой вопрос о местонахождении артефакта и его уничтожении. — Так просто его не найдешь и не разрушишь. И что самое скверное, я не один у них такой. Эти чудовища в совершенстве владеют артефакторной магией и научились приманивать к себе подобных мне.