Вся имперская знать перепугалась до одури. Попытки Максимилиана Баварского протестовать натолкнулись на вопрос: а что это, собственно, глава Католической лиги имеет против возвращения католическому духовенству земель? Не утерял ли веру курфюрст Баварии? Тот слился. Лидер протестантских князей, Иоганн Георг Саксонский, остался таким образом в одиночестве, и противостоять эдикту о реституции не мог. Иоганн Георг представлял лояльных протестантов, которые до сих пор думали отсидеться, но теперь их положение стало более чем двусмысленным. Протестанты написали массу памфлетов, и вообще напоминали наших диванных революционеров: «Имперские псы потрошат Катценшайзебург, максимальный репост!!». Но вот на практике помешать бойцам Валленштейна, которые начали выкидывать князей (пока мелких) из их владений они не могли.
Паникующие круфюрсты попросили хотя бы собрать Рейхстаг, чтобы обсудить положение дел. Фердинанд откликнулся пафосной телегой, типа, наша вера в опасности, а вы тут хотите демагогии предаться. Причем Фердинанд планомерно давил на вольности имперских владетелей, заходя все дальше. Права вольных городов до сих пор никем не оспаривались, но наконец, Фердинанд добрался и до них. В качестве показательной жертвы был выбран Аугсбург. Там был заключен религиозный мир в 1550-е годы, и для протестантов этот город был почти священным. Фердинанд демонстративно унизил и сторонников вольностей, и протестантов: восемь тысяч горожан были принудительно отправлены в изгнание, протестантские священники высланы. Можно было бы ожидать упорного сопротивления, но все кончилось лозунгами типа «Кто не скачет, тот папист!» и «Фердинанд х$&ло, ла-ла-ла». По воякам Валленштейна никто не сделал ни единого выстрела.
Ханс-Ульрих Франк оставил на диво выразительные изображения событий. Вот тут крестьяне оказались более удачливыми, чем солдат. А лошадка в хозяйстве пригодится.
А тем временем имперцам приготовил потрясающий сюрприз кардинал Ришелье. Он имел интерес в контроле над Рейном, но не собирался пока вмешиваться в это дело лично. Франция была на ножах с Испанией, так что вопрос для нее упирался в максимальное ослабление Габсбургов вообще и хорошо организованный хаос на Рейне и «Испанской дороге» в частности. Но понятно, что с «гигантами» типа Дании каши было не сварить. Так что Ришелье устроил мир между поляками и шведами, посредничая на переговорах, и обратился к шведскому королю Густаву II Адольфу с интересным предложением. Шведы должны были вторгнуться в северную Германию.
Густав II Адольф в свою очередь имел два очень конкретных интереса. Во-первых, он видел себя защитником протестантизма, а во-вторых, он уже много лет целенаправленно строил империю вокруг Балтики. Он уже разгромил поляков, отрезал куски от России, и теперь собирался положить главный камень в основание своего могущества: захватить балтийское побережье Германии. Там его ждали с нетерпением, города побережья были в основном протестантские, и от «Эдикта о реституции» серьезно страдали. У Ришелье Густав Адольф выторговал себе большие субсидии. Еще он попытался склонить на свою сторону короля Дании, но тот был запуган до крайности и только попискивал, когда Густав разглагольствовал о защите протестантизма. Как бы то ни было, дело решилось. На деньги католической Франции был снаряжен протестантский крестовый поход. В 1630 году шведская армия высадилась на северном побережье Германии.
Король Швеции Густав Адольф. В Тридцатилетней войне он участвовал не так уж долго, но в эти месяцы уместилось очень многое.
Глава 4. Реванш протестантов
Густав имел в виду с одной стороны построить себе шведскую империю вокруг Балтики, для чего ему нужно было немецкое побережье, а с другой, собирался выступить в качестве защитника протестантской веры и взять под патронаж всё, что в Германии недовольно текущим положением дел. Тем временем, сами недовольные собрались в Регенсбурге на общий съезд имперских князей, в котором участвовал и император.
Собственно, к недовольным на тот момент относились практически все князья. Камней преткновения было в основном два. Во-первых, пресловутый Эдикт о реституции. Протестантские князья были недовольны открыто, католические не столь демонстративно, но тоже были настроены решительно против эдикта, понимая, что прелести католицизма – это, конечно, прекрасно, но не за наши же деньги. Вторая проблема имела имя и фамилию: Альбрехт фон Валленштейн.
Валленштейн к тому моменту не только разгромил всю протестантскую вооруженную оппозицию, не только разбил внешних врагов империи (сомнительный, конечно, враг, король Дании, но уж какой есть), но и запугал и опустошил формально союзных князей. Расплодив наемников, он встал во главе гигантской ЧВК, которая получала жалование из имперской казны, снабжалась с мануфактур лично Валленштейна, и при этом беспощадно и непрерывно грабила все земли, на которых квартировала или через которые шла. Если бы Германию посетил сам Сатана, Валленштейн и на него бы контрибуцию наложил и выбил бы десяток котлов и кочергу под дулом мушкета.
Для имперских князей – всех протестантских и многих католических – это дело означало форменный грабеж, а многие просто опасались за авторитет, здоровье и жизнь. Валленштейн, конечно, не был совсем сдвинутым, чтобы подвергать насилию по беспределу персонально какого-то князя, но публичное унижение пьяными ландскнехтами, ценившими свою жизнь в пятак, а чужую в плевок – тоже не мармелад. Напомню, что многие из этих князей были на наши деньги просто умеренно крупными помещиками, то есть не то чтобы прямо царь-государь, и для таких мелких «королей» рота наемников была реальной угрозой. В общем, у князей было два ключевых требования: эдикт отменить, а Валленштейна убрать и его армию распустить.
Собственно, Валленштейн и его фирменная недовольная физиономия.
При этом интересна позиция императора. Он, фактически, пропихивал не свои интересы, а интересы родственников, испанских Габсбургов. Проблемой Фердинанда была тотальная неспособность говорить «нет» дорогим родственничкам, потому они крутили им не то чтобы как хотели, но близко к тому. Поэтому в требования императора входило, например, объявление войны Голландии – вместе с Испанией. Еще он хотел изъять в казну небольшое владение Клеве-Юлих – тоже чтобы дать испанцам плацдарм на нижнем Рейне. И вот за эти уступки, не себе, но испанцам, он и торговался.
Поразительно. Император имел на руках военную силу в виде архаровцев Валленштейна. Он имел четкое моральное обоснование своих действий: интересы веры. И при этом он вел переговоры предельно уступчиво, выговорив многое для Испании, но ничего для империи. В частности, он сдал Валленштейна, отправив того в отставку. Военный олигарх стоически воспринял это решение, более того, он даже написал «заявление об уходе по собственному желанию», но понятно, что затаил некое добро в душе. С другой стороны, император развел французских дипломатов на согласие с испанскими условиями по поводу кризиса в Мантуе, в северной Италии. Здесь читатель вправе спросить, кой хрен я несу и при чем тут какая-то Мантуя. Вот честно, меня этот вопрос интересует тоже, зачем этой проблемой отношений Франции и Испании занялся Фердинанд, но он да, ею занялся и порешил кризис в пользу Испании, получившей в Италии пару важных городов. При этом по эдикту о реституции так ничего и не решили, и даже вопрос Клеве-Юлиха так и не был разрешен. Все разъехались, жутко недовольные друг другом, с этого сумбурного конгресса. Единственный внятный итог собрания состоял в том, что воевать войну со шведами должен был протеже Максимилиана Баварского, старый имперский боевой конь, фельдмаршал Тилли.