Земля-воздух - читать онлайн книгу. Автор: Александра Лимова cтр.№ 49

Новое напряжение тела, и мне показалась, что машина снова продвинулась немного на дорогу. По крайней мере, расстояние между моей кровью на асфальте и границы колеса сократилось. Это почти уняло зарождающуюся истерику, пока я не осознала, что сократилось расстояние из-за того, что стопы все еще кровоточили, множа лужу, а не машина придвинулась.

Изнутри прорвался было животный вой, но глянцевый бок перед моими глазами блеснул отражением фар машины, едущей вдалеке. Всхлипнув, и все так же намертво держась за арку, я повернула голову, чтобы узреть, что в метрах трехстах из-за поворота вынырнул автомобиль.

Я хотела побежать навстречу, кинуться под колеса, пообещать что угодно, чтобы водитель помог, но физически не могла заставить себя разжать пальцы с крыла, вполне трезво осознавая, что если сейчас машина рухнет, то, скорее всего, она утянет меня с собой.

Но автомобиль остановился. Оттуда выбежали два каталонца, и я на смеси английского и испанского отчаянно заорала, призыв на помощь, снова напрягаясь всем телом, и пытаясь вытянуть накренившуюся над пропастью задницу Астона Мартина.

Но они справились. С тем, с чем безотчетно ревущая сидя на асфальте я, не смогла. Они затащили машину на дорогу, замельтешили над зажатым в машине Пашей, над гребанным уебком, едва не убившим нас, начали вызванивать полицейских и спасательную службу. Я рванула к водительской стороне.

— Киса, успокойся, самое страшное позади. — Он слабо улыбнулся, откидываясь на спинку кресла и глядя на меня. — Все хорошо, чего ревешь-то?

Я что-то нечленораздельно мычала, вжимаясь в порванный метал и, обнимая его, как получалось.

Потом сидела в скорой, пока мне извлекали осколки из стоп. Фельдшеры сказали, что нужно ехать в больницу, что над виском у меня прорвался кровоподтек и кожу необходимо зашивать. Я просила только одного — подождать. И не моргая смотрела, как спасательная служба разрезает покореженный Астон Мартин, чтобы извлечь Коваля, уже успевшего объясниться с дорожной полицией, прокатчиками машины и страховой. Юлий Цезарь, блять — подумала я и истерически хихикнула.

Ублюдка, который едва нас не убил привезли в ту же больницу, но ему повезломеньше, он проломил себе голову и его оперировали. И слава богу. Потому что кипящей ненависти во мне вполне хватило бы для решимости самолично его придушить. Паше уже зашили бровь, вправили вывих бедра со второго раза, и из-за семи трещин в ребрах его сейчас бинтовали, пока мне зашивали голову, сказал, что виновник аварии уснул за рулем, и врезался он не специально. Как будто мне должно полегчать от этого! Я угрюмо смотрела на Коваля, дышащего часто и не глубоко, старающегося не морщиться, но резкая бледность лица, когда бинт фиксировали, выдавало то, что ему больно. И это как-то отодвигало мою жажду крови того уебка. Если бы он не развернул машину… Кто знает, чем бы все закончилось. Вот бы для Женьки и родителей сюрприз бы был.

Я мрачно хохотнула, чувствуя как действие обезболивающих ослабевает и ноющая боль завладевает моим телом.

Ждали такси на улице, сидя на пластиковых креслах, недалеко от приемного покоя и смотрели на мини-парк в стороне от заезда в больницу.

— Очень и очень зря я гнал на Астон Мартин. — Хрипло произнес Паша, кладя руку на плечи и прижимая к себе. — И на тебя.

— А ты на меня гнал? — хрипло хохотнула, осторожно прислоняясь к нему плечом и переплетая пальцы.

— Ну, некоторое время я считал тебя эгоистичной сукой. Потом заподозрил, что нет. А когда ты своими хлипенькими ручонками пыталась тысячу семьсот килограмм на асфальт втянуть и рычала, чтобы я заткнулся, понял что гнал очень зря. Так что извини, что ли.

Я фыркнула и потянулась к его губам. В отеле, Паша еще час разговаривал со страховщиками, уточняющими детали. Поскольку вина была на том мудаке, претензий ни владельцы машины ни страховая не имели. Я, оплатившая доставку нового телефона, который должны были привезти в течение часа, извлекала симку из своего разбитого мобильника, сидя за столом и цедя прихваченную с бара хорошую бутылку белого сухого. Телефон привезли. Поставив в него симкарту мне пришло оповещение о двадцати пропущенных от Женьки. Блядь. Настороженно глядя на дверь душа, за которой плескался Коваль, я на боковых сторонах стоп, переваливаясь, как пингвин при ходьбе, торопливо покинула номер.

Женька был вдрызг пьян, называл Коваля пидрилой, его водителя, по Женькиному мнению сдавшего схему, шестеркой, а меня своей любимой женщиной, по которой он очень будет тосковать три недели в ссылке.

Горестно рассказывал, что отец узнал о том, что провернул Женька и очень этому не обрадовался, сказав искать машину месяц где-нибудь в Тундре, покупать ее на свои деньги и месяц в городе не появляться, чтобы отец его не прибил из-за того, что Женька такого выгодного клиента упустил. Мне было его жалко. Немного, совсем чуть-чуть стыдно. Поэтому, сидя на пожарной лестнице, я терпеливо слушала его стенания о неудавшейся жизни.

— Машка, ты когда возвращаешься?

Е-е-е-ебаный в рот. Завтра. Завтра обратный вылет. В три дня по местному. Господи, а я в отеле у Паши, вся подратая, с зашитой головой, как я предрейсовую комиссию пройду блядь? У начальства возникнут вопросы, на которые мне нечего будет ответить… Экипаж с моего отеля должны в одиннадцать завтра забрать. И овца Аллочка не звонит, чтобы хотя бы из вежливости напомнить.

— Машка?

— Послезавтра. — Зачем-то соврала я.

— А-а-а. Ну, тогда не встретимся, я завтра в ночь уеду. Машка, Коваль такой педрила, и шестерка его тоже педрила…

Шарманка затянулась еще на пять минут. Я начала нервно поглядывать на наручные часы, думая, что вернуться в номер, до того, как Паша выйдет из душа я уже явно не успею. К счастью, Женька уже выплакался и, пожелав мне нормального перелета, отключился.

Чтобы иметь отмазку, для чего я вышла из номера, сходила в бар и взяла Ковалю бутылку его любимого виски. Вернувшись, была прощена за то что ушла и не предупредила (охренеть, предъява) и милостива пущена под бок полулежащего на подушках Паши.

Ужин заказали в номер и тупо перелистывали пультом каналы по телевизору, запивая обезболивающие алкоголем и изредка целуясь. Сексом заняться не получилось. Напоминали себе двух радикулитных кряхтящих стариков и ржали. Паше было больно смеяться, и он просил меня перестать гоготать, отчего мне было еще смешнее.

Мой будильник разбудил нас в восемь утра, Паша возмутился и попытался подмять меня под себя, чтобы поспать еще часок. Но охнули от его загребущей руки мы одновременно и скрючились от боли тоже. И смешно и грустно.

Самое поганое — мои ноги. Отекшие и ноющие даже в покое. Я мрачно думала, как именно я справлюсь с рейсом и не находила ответа. Обезболивающие почти не приносило облегчения. СО швом на голове было проще — волосы все скрывали. Косметика справилась с осунувшимся лицом, белая рубашка скрыла огромный синяк на правой руке, тянущейся синевой от плеча до предплечья. Паша, уже заказавший завтрак в номер, смиренно дождался меня из ванной.