Паноптикум - читать онлайн книгу. Автор: Александра Лимова cтр.№ 35

— Халат. И белье. — Губы пересохли, сердыебиение участилось. Под кожей зуд, отдающийся эхом на тональность его голоса.

— Распахни. — В голосе полуулыбка.

— Уже. — На моих губах тоже.

— Пальцами по животу. — И я подчиняюсь, соскользнув с груди рукой ниже. — Медленнее. С нажимом. До низа. Кружево?

— Да. — Выдох, когда пальцы на границе белья.

— Повтори. И пальцами ниже. За ткань. Повтори, я сказал.

Повторила. Скорее сказала. Когда пальцами ниже. За ткань. Намокшую. Нагретую телом, изнывающим от эха его голоса, возродившего темный, горячий клубящийся туман в мыслях, душе и крови.

А дальше… А дальше его голос ниже. Еще глубже. Руководящий огнем в сосудах, руководящий изнывающим нутром, когда он диктовал ритм движений пальцами на точке, посылающей истребляющие жаром волны по всему телу.

Медленнее. Под кожей протестующий ток, сжимающий мышцы, напрягающий их, напитывающий сопротивлением сказанному. Медленнее, сказал. Приказ темного горячего порока в хриплом, скраденном выдохе, пославшем тормозящий импульс по нервам, замедлившем движение пальцев. Хаос в разуме взвыл и отразился в смазанном стоне с пересохших губ. Быстрее. Нажим. Отражение сказанного в движении моей руки на своем теле. Еще. Отзыв сгущающегося горячего поглощающего мрака, стягивающего нутро в подготовке к обрыву. Еще. Его голос пропитывает жар в теле, насыщает силой, подчиняет пальцы. Душу. Разум.

Палец. Внутрь. Звучит почти в срыве на пороге. Сейчас, сказал. Миллисекунда и рука подчиняется, когда все напряжено до предела, пропитано его хриплым голосом. Сейчас, блядь. Палец внутрь и разрыв. Нирвана. Разносящая до остовов мощью жара, возносящая к пику и срывающая с него. Стон, всхлип с моих губ от непереносимости мощи волы невыносимо горячо разнесшейся по телу, заставляя его рефлекторно сжаться. И просто разрыв моего сознания, когда. Сквозным ранением понимание, что он здесь, он рядом, совсем близко и ему нужно быть еще ближе. Одно действие — вытолкнула надломом его имя с губ и набат сердца в ушах прорвал его сдавленный, сквозь зубы, рваный неровный выдох, а перед глазами упоением то, как он выглядит в эти моменты, как сильно вздрагивает, как ведет головой вниз и чуть вправо. Это отзвуком взрывной волны повторно под онемевшей кожей, по сократившимся мышцам остаточной волной наслаждения и пьянящим удовольствием в догорающие остовы разума.

Тянущиеся секунды, слабое тело, стихающее наслаждение. Дышит в унисон, тоже восстанавливается. Тоже медленно. Тоже было сильно.

— Эмин? — негромко, глухо позвала я, рассматривая свои влажные пальцы, тускло поблескивающие в отблесков подсветки подиума вокруг кровати.

— М? — голос тоже глух.

— Когда ты вернешься?

— Тут занимательно все вышло, так что через два дня. — В голосе расслабленность, сход неги.

— Я тебя трахну. — Усмехнулась, сжимая пальцы и роняя руку на постель.

— Тогда через день. — В тишине голоса наслаждение. Будоражещее. Побуждающее на больший спектр обязательств.

— Очень жестко трахну. — Мой голос в шепот, но обещание тверже.

— Ян, я не могу раньше… хотя… — Его совсем негромкий, тающий в тишину смех, — я постараюсь.

— Но не завтра, да? — на мгновение прикусила губу, подавляя волну горечи.

— Я действительно не смогу. — Неощутимое эхо извинения. Неощутимое вообще. Но оно там было.

Я промолчала. Я промолчала когда у меня язык жгла одна фраза. Далекая от оскорбления, грубости и прочего. Прикрыла глаза, постаралась упорядочить мысли. О реальности забывать не стоит, как бы не несло. Это Эмин. У него высокие полномочия. И ответственность соответствующая. Нельзя его подводить к грани, даже если он это позволяет. Особено потому что он это позволяет. Знает, что не переступлю, только поэтому откровенен, терпелив и снисходителен. Он ни разу не переступил мой предел, хотя мог даже без последствий для себя. Не сделал, и мне нельзя. Уважение на уважение. Никаких низких подходов. Нельзя. Его тоже ведет. Нельзя в эгоизм ударяться. Нельзя не оправдать его доверие и его уважение. Нельзя. Он себе этого не позволяет. Мне тоже нельзя.

— Хоть на полгода там зависай, Асаев. — Произнесла ровно, усмирив жадность, алчность, коварные эгоистичные мысли. — Фотки с карнавала пришлешь. И предохраняйся, когда шпилить будешь крутобедрых бразильянок и… можешь хоть на года зависнуть и весь карнавал выебать, только чтобы… Понятно, Асаев?

— Да, хер майор. — Негромко рассмеялся, и добавил тихо, совсем не громко, мягко очень — эж уазрон деу, Яна.

— Ты меня сейчас проклял? — Сердце болезненно замерло.

— Фактически. — Довольно фыркнул. — Еще в тот самый момент, когда ты мне нож чуть в яйца не всадила. С тех самых пор только это и думаю, когда на тебя смотрю.

Повисла пауза. Было и холодно и жарко. Не знаю, почему губы сковало. Хотя нет, знаю. Для меня эти слова значили очень многое. И впервые в жизни я их сказала только Линке.

«Я тебя тоже, Эмин» — замерло на губах. Чувствовала себя каким-то подростком, но побороть бурю внутри я вообще не могла. Только и Асаев был далеко не идиотом.

— Я тебе завтра не наберу, скорее всего. Мы с чукчей в ебанутую даль едем, там и с местной связью проблемы, так что не трясись. И будь хорошей девочкой. — Судя по протяжной к концу интонации Эмин со скукотой так зевнул. Обозначил, что ответа не ждет. Снова его понимание меня пробивающее на вылет.

— Я…

— Позже, Ян. — Тон совершенно ровный, без эмоций. — В глаза.

— Как ты любишь усложнять… — облегченно хохотнула я, при этом страдальчески поморщившись.

— Напротив. Ладно, мне на боковую надо, через три часа вставать. Спасибо за снятие стресса, непременно обращусь к вам еще. А да, едва не забыл. Минут через сорок приедет Аслан. Постелешь ему в гостиной, он за тобой по пятам будет ходить, пока не вернусь. — Сказал опять-таки совершенно ровно и спокойно, как о погоде говорил.

— Думаешь, изменять буду? — слабо съязвила я, чувствуя как останавливается сердце и холодеют пальцы.

— Аслан тебе откажет, он глубокий семьянин, потому и приставил.

— Все… серьезно? — сглотнув, несмело уточнила я.

— Если бы серьезно, я бы уже дома был. Перестраховываюсь. Не накручивай, поняла? — оттенок приказа в ровном голосе. — Просто перестраховываюсь.

Я отключила звонок и стиснула телефон в пальцах. Нет, отчаяния не было. Я знала куда лезу. Еще два года назад шаг сделала, сейчас по горло. Да и… отступать не стану. Слишком все, уже все слишком. Не отступлюсь. Тут тоже мое.

Аслан действительно приехал через сорок минут, молча отправился спать. Утром так же молча пил кофе и ковырялся в телефоне, пока я собиралась злясь на себя за неверные пальцы.

В машине появилась рация. А за нами автомобиль сопровождения. Это напрягало. Било по нервам. Он сказал не накручивать. Пиздец совет, конечно, практичный такой очень. Особенно когда за тобой один-два головореза идут шаг в шаг. Эмин сутки молчал, потому что с Казаковым в какие-то там дали укатил, где связи нет. Аслан порекомендовал пока на ЗКС с телятами не ездить, на прогулках за городом далеко их от себя не отпускать и вообще не отходить от машин больше десяти метров, а вообще лучше посидеть дома. Заебись, чего тут накручивать? Только и я истеричкой никогда не была. Но я была женского пола. Это пиздецовое сочетание, когда мозги осознают, а с собой поделать ничего не можешь.