– А что именно ты сделала? – нахмурилась Мерьем.
– Я кричала… Кричала, пока у меня не сел голос.
– Ой, солнышко! Нельзя поднимать голос на учителя.
– Нет-нет! Я кричала не на учителя. Такое чувство, будто я кричала на каждого… на все и на вся.
– Ты разозлилась?
У Ады поникли плечи.
– В том-то и дело. Не думаю, что я разозлилась. Наверное, я просто не дружу с головой. У мамы ведь были проблемы с душевным здоровьем. И у меня вполне может быть такое же заболевание, что и у мамы. Скорее всего, это наследственное. – Мерьем на секунду задохнулась от волнения, хотя Ада этого, похоже, не заметила и продолжила: – Папа считает, деревья умеют помнить. А еще он говорит, что иногда молодые деревца обладают так называемой накопленной памятью. Они вроде как знают все о травмах, пережитых их предками. Что очень хорошо, говорит папа, так как побеги лучше приспособятся.
– Я мало чего знаю о деревьях. – Мерьем прокручивала эту мысль в голове. – Но девочки в твоем возрасте не должны беспокоиться о подобных вещах. Дерево подтачивает червяк, а человека – проблемы.
– Вы имеете в виду термитов?
– Скажем так: история – уродливая штука. Но тебе-то какое дело? – продолжила Мерьем, проигнорировав вопрос племянницы. – Это не твой вопрос. Мое поколение в свое время натворило дел. Твоему поколению повезло больше. Вам не пришлось видеть, проснувшись однажды утром, колючую проволоку у себя под окнами или переживать, что твоего отца могут застрелить прямо на улице из-за его этнической принадлежности и вероисповедания. Как бы я хотела, чтобы мне было столько лет, сколько тебе сейчас! – (Ада продолжала сидеть, угрюмо уставившись на свои руки.) – Послушай, мы все в юности делали глупости, которые нам казались непоправимыми. Быть может, сейчас ты чувствуешь себя страшно одинокой. Тебе кажется, что твои одноклассники смеялись над тобой, и, возможно, это правда, но такова человеческая природа. Если у человека загорится борода, остальные будут прикуривать от нее свои трубки. Лично я считаю, что эта история лишь сделает тебя сильнее. И когда-нибудь ты оглянешься и спросишь себя: как меня вообще могли волновать подобные глупости?
Ада задумалась, хотя не поверила ни единому слову. Возможно, в прошлом все именно так и было, но сейчас, при современном уровне развития технологий, даже дурацкие ошибки, попав в Интернет, остаются там навеки.
– Вы не понимаете. Я орала как сумасшедшая, как одержимая, – уточнила Ада. – Напугала учительницу. Я видела по ее глазам.
– Ты сказала… одержимая? – медленно повторила Мерьем.
– Да. Все было так плохо, что меня вызвали к директору. А он упорно спрашивал меня о ситуации в семье. Не вызвано ли мое странное поведение тем, что я не могу смириться с маминой смертью? Или все дело в моем отце? Может, я скрываю что-то такое, что он, как директор школы, должен знать? Нет ли у меня проблем дома? Боже мой, он задавал столько личных вопросов, что мне жутко хотелось наброситься на него и велеть ему заткнуться!
Мерьем, теребя браслет, задумчиво нахмурилась. Когда она наконец подняла голову, ее глаза ярко вспыхнули, а щеки слегка порозовели.
– Теперь понимаю, – с чувством произнесла она. – Думаю, теперь я знаю, в чем проблема.
Фиговое дерево
Мерьем – женщина странная, противоречивая. Сама того не подозревая, она постоянно ищет помощи у деревьев. Если она чего-то боится, или чувствует себя одинокой, или хочет изгнать злых духов, то стучит по дереву – древний ритуал, относящийся к тем временам, когда деревья считались священными. Если ей чего-то хочется, она не говорит об этом вслух, а украшает ветки лоскутками и ленточками. А если она что-то ищет – спрятанное сокровище или просто потерянную вещь, – то бродит по саду с раздвоенной веткой, которую называет лозой. Впрочем, лично я отнюдь не против подобных суеверий. Некоторые из них могут быть даже полезны нам, растениям. Ржавые гвозди, которые она засовывает в цветочные горшки, чтобы отогнать джиннов, раскисляют почву. Зола от костров, которые она разводит от сглаза, содержит калий. А что касается яичной скорлупы, которую она разбрасывает в надежде привлечь удачу, то она тоже является отличным удобрением. Меня удивляет только одно: Мерьем соблюдает все эти древние ритуалы, даже не подозревая о том, что они основаны на глубочайшем почитании растений. В долине Маратаса, в горах Троодос, есть дуб, возраст которого составляет семьсот лет. Греки могут рассказать о том, как в XVI веке несколько бежавших от османов крестьян спаслись, спрятавшись именно под этим дубом.
А еще на Кипре около монастыря Святого Георгия Аламану есть Ficus carica, выросший, как считают турки, из тела убитого человека, когда фига в его желудке – последнее, что он ел накануне вечером, – дала ростки и стала деревом. Человека этого вместе с двумя другими затащили в пещеру и взорвали динамитом.
Я всегда очень внимательно слушаю и поражаюсь, как деревья, одним своим присутствием, становятся спасителями угнетенных и символом страданий по обе стороны баррикад.
С незапамятных времен мы очень многим давали прибежище. Став святилищем не только для смертных, но и для бессмертных богов. Ведь Гея, богиня Земли, не просто так обратила своего сына в фиговое дерево, чтобы спасти его от громовержца Зевса. Во многих частях света женщины, которых считают про́клятыми, сперва выходят замуж за Ficus carica и лишь потом клянутся в верности тому, кого действительно любят. И хотя, на мой взгляд, такие обычаи чересчур эксцентричны, я понимаю, откуда все пошло. Суеверия – это тени наших неведомых страхов.
Поэтому, когда Мерьем вышла в сад, несказанно удивив меня своим присутствием, и принялась расхаживать взад-вперед, не обращая внимания на холод и штормовой ветер, у меня мелькнула догадка, что она разрабатывает план, как помочь Аде. И я знала, что Мерьем непременно поможет племяннице, в очередной раз прибегнув к своему неисчерпаемому источнику мифов и суеверий.
Определение любви
Кипр, июль 1974 года
Двор был едва освещен тусклым светом убывающей луны. Теплый ветер, весь день свистевший в верхушках деревьев, наконец выдохся и улегся. Ночь стала ласковой и прохладной. Жасмин, обвившийся вокруг кованых перил, словно золотая нить, вплетенная в домотканое полотно, наполнял воздух сладостным ароматом, к которому примешивались запахи обожженного металла и пороха.
Дефне сидела совершенно одна в дальнем углу двора, продолжая бодрствовать, несмотря на поздний час. Притулившись к стене, чтобы родители не смогли увидеть ее из окна, Дефне подтянула коленки к груди и подперла голову ладонью. В свободной руке она сжимала письмо, которое прочла уже несколько раз, хотя слова расплывались перед глазами.
Взгляд девушки упал на ветку томатов, которые Мерьем выращивала в большом глиняном горшке. За прошедший год это растение стало союзником Дефне. Всякий раз, тайком выбираясь из дому на свидание с Костасом, она спускалась по шелковице напротив своего балкона и возвращалась тем же путем, используя глиняный горшок вместо ступеньки.