– Ой, она т-т-турчанка? – Выражение лица мужчины тотчас же изменилось. – Этого т-т-ты нам не говорил.
– А в чем дело? – вскинулась Дефне и, не получив немедленного ответа, смерила мужчину тяжелым взглядом. – У вас с этим какие-то проблемы?
В разговор поспешил вмешаться первый мужчина:
– Эй! Не нужно так расстраиваться. Юсуф сам турок. И ничего такого не имел в виду. Он просто медленно говорит. А если его подгонять, он начнет заикаться.
Сжав губы, чтобы спрятать улыбку, Юсуф согласно кивнул. Затем наклонился к другу и что-то шепнул ему на ухо, заставив того хихикнуть:
– Юсуф спрашивает: она всегда чуть что злится?
– О да, она такая, – ухмыльнулся Костас.
– Тогда да поможет нам Бог! – Первый мужчина нежно сжал руку Дефне. – Кстати, меня зовут Йоргос. У дерева нет имени. Попугая зовут Чико. Хочу предупредить. Не удивляйся, если он сядет тебе на плечо и попытается стащить твою еду. Ужасно испорченная птица! Мы подозреваем, что, до того как к нам прибиться, он жил во дворце или где-то в этом роде. В любом случае добро пожаловать в наше скромное заведение!
– Спасибо. – Дефне стало неловко за свою вспышку.
– Ну а теперь вы, двое, следуйте за мной.
Йоргос провел их в заднюю комнату, где хозяева держали ящики с картофелем, корзины с яблоками и луком, урожай местных садов и бочонки пива. В углу стоял маленький столик с двумя стульями, заранее приготовленный к приходу влюбленной пары. Вход закрывала зеленая бархатная занавеска, которую можно было задернуть для большей интимности.
– Боюсь, не слишком роскошно, – сказал Йоргос. – Но по крайней мере, вас, молодежь, тут никто не потревожит. Можете разговаривать сколько душе угодно.
– Это здорово, спасибо большое, – произнес Костас.
– А что вам принести поесть?
– Ой, нам ничего не нужно. – Костас нащупал в кармане пару жалких монет. – Только воды.
– Да, – твердо заявила Дефне. – Вода нас вполне устроит.
Но не успела она закрыть рот, как в комнату вошел официант с подносом, на котором стояли тарелки с фаршированными виноградными листьями, креветками «саганаки», сувлаки из цыпленка в соусе цацики, с мусакой, лавашем и кувшин с вином.
– Юсуф прислал вам все это за счет заведения, – сообщил официант. – И велел попросить вас поесть.
Минуту спустя, наконец оказавшись в комнате наедине, впервые за долгие месяцы избавленные от необходимости волноваться, что кто-то может их увидеть и сообщить родственникам, Коста и Дефне переглянулись и расхохотались истерическим смехом – вечным спутником той пьянящей легкости, которая всегда возникает, когда страх и душевные страдания отступают.
Они ели очень медленно, смакуя каждый кусочек. И непрерывно болтали, используя все свои языковые возможности, словно сомневались, что слова будут так же доступны им завтра. Тем временем запахи и звуки внутри таверны постепенно усиливались. Тени от пламени свечи на столе играли на выбеленной стене. Всякий раз, когда дверь таверны открывалась и очередной порыв ветра раздувал занавеску, те же самые тени танцевали свой маленький танец только для них двоих.
Дефне с Костасом слышали, как приходят новые посетители. Звяканье столовых приборов, ленивые разговоры. Звон разбитой тарелки, женский смех. Кто-то запел по-английски:
Улыбнись мне, поцелуй меня
И обещай, что будешь ждать меня…
Остальные стали подтягивать. Спонтанный, громкий, буйный хор. Это были британские солдаты, многие прямо со школьной скамьи, их голоса звучали то громче, то тише; парни держались друг за друга для обретения чувства товарищества, чувства дома, принадлежности определенной общности. Молодые люди, оказавшиеся запертыми в зоне конфликта, застрявшие на острове, не знавшие местных языков и не разбиравшиеся в нюансах тамошнего политического ландшафта; военнослужащие, выполнявшие приказы и понимавшие, что любой из них может не дожить до завтрашнего дня.
* * *
Два часа спустя Юсуф открыл кухонную дверь и бесшумно выпустил влюбленных на улицу.
– П-п-приходите еще. У нас здесь не часто бывают юные любовники. Вы п-п-принесете нам удачу.
Оказавшись в объятиях вечернего ветра, они улыбнулись гостеприимному хозяину, внезапно застеснявшись. Юные любовники! Они никогда не думали о себе подобным образом, но теперь, когда кто-то произнес это вслух, поняли, что все именно так и есть.
Фиговое дерево
Вот так в мою жизнь вошла она – Дефне.
Был тихий, спокойный день. Я дремала внутри таверны, наслаждаясь минутами тишины перед вечерней суматохой, когда дверь открылась и вошли они: с солнцепека – в тенистую прохладу.
– Фиговое дерево! Оно настоящее?
Насколько я помню, именно это сказала Дефне, остановив на мне свой взгляд. На ее лице я увидела неподдельное удивление.
Я оживилась. Мне не терпелось узнать, кто сделал это замечание. Тщеславие, возможно. Но меня всегда интересовало, что в нас видят – или не могут видеть – люди.
Помню, Йоргос тогда сказал, что ночью я кажусь наэлектризованной. Он еще употребил слово «волшебный». Мне было приятно это услышать. Чистая правда. По вечерам, когда персонал включал лампы и зажигал во всех углах свечи, золотистый свет отражался от моей коры, сияя в листве. Мои ветви уверенно простираются вперед, словно все вокруг было моим продолжением, и не только раздвижные столы и деревянные стулья, но и картины на стенах, связки чеснока, свисающие с потолка, официанты, снующие туда-сюда, посетители, приехавшие со всех концов света, даже летающий по залу Чико, во всем блеске своего оперения, и я отвечала за то, что здесь происходило.
Впрочем, тогда мне не о чем было беспокоиться. Мои фиги были сочными, мягкими на ощупь и росли в изобилии, а мои листья – сильными и зелеными, без единого пятнышка, причем новые больше старых – признак здорового роста. Я выглядела так очаровательно, что у посетителей поднималось настроение. Морщины у них на лбу разглаживались, а голоса становились мягче. Возможно, то, что они говорили о счастье, действительно чистая правда: счастье, оно заразное. В таверне под названием «Счастливая смоковница», с цветущим деревом в центре зала, было трудно не почувствовать надежду.
Я знаю, мне не следует так говорить, и это не слишком красиво с моей стороны – недостойно и неблагодарно, – и все же после той судьбоносной встречи много лет назад я не раз пожалела о том, что встретила Дефне. Лучше бы она никогда не переступала нашего порога! Быть может, нашу прекрасную таверну не сожрали бы языки пламени и она не оказалась бы полностью разрушена. Быть может, я и по сей день оставалась бы тем самым счастливым деревом.
Одиночество
Лондон, конец 2010-х годов
В Лондоне буря разыгрался уже всерьез в предрассветные часы. Небо, черное, словно грудь галки, нависло над городом стальной массой. Над головой сверкали молнии, простирающие неоновые ветви и побеги, словно штормовой ветер, вырвав с корнем некий призрачный лес, унес его с собой.