Саре, Дейву и Грэхему – с чернилами и любовью
Поэтому веселится сердце мое, и радуется язык, и тело мое будет жить надеждой.
Ведь Ты не оставишь мою душу в мире мертвых и не дашь Твоему святому увидеть тление.
Псалом 16
Жимолость
(от инфлюэнции, яда и для контрацепции)
Наш отец погиб в огне, когда ему было двадцать шесть лет, а нам – два года. Мы его не помним. Все, что у нас осталось, – рассказы о нем. Память чувств, ощущение мягкости земли. Его имя на изъеденной временем надгробной плите – звездочки лишайника усеяли известняк. Оранжевые, белые, сухие и сморщенные, как гофрированная бумага. Запах могилы забивается под ногти. Обдирая пальцы, мы очищаем надпись:
Том Хэйс.
Любимый, ты ушел слишком рано.
Школьники отправились в поход и нашли его в лесу, на маленькой круглой поляне среди буков, дубов, боярышников и вязов. Листья, на которых лежал отец, огонь не тронул.
– Он всегда заботился обо всем, что вокруг, – как-то сказала мама. – Даже перед лицом смерти он берег лес.
Не то чтобы мы часто об этом говорили.
Я не исключаю, что образы, сохранившиеся в моей памяти, не имеют никакого отношения к реальности. Голос. Колени. Вот мы вместе сажаем цветы в саду. Испачканные в земле руки, маленькие и большие. Воспоминания – это наша версия случившегося, истории, которые мы сами себе рассказывали. Выдумки, плющом обвившие действительность, заглушившие все, что было плохого, оставившие лишь хорошее. Но, если не будешь осторожной, плющ погребет под собой дом. Под его зеленой сенью часто заводится гниль.
Иногда в голове всплывают факты о растениях. Всякие мелочи – не знаю, откуда они берутся. Быть может, он мне рассказывал, когда я была маленькой. Хотя вряд ли, скорее мама. Мы не успели узнать отца и поэтому не скучали по нему. Но почему-то я вспоминаю его снова и снова. Представляю, как он лежит, раскинув испачканные в копоти руки, словно потягивается.
Возможно, Кэтлин тоже вспоминает и потому ходит в церковь. А я в ужасе просыпаюсь среди ночи и лихорадочно оглядываюсь в поисках чего-нибудь, что позволит мне почувствовать себя в безопасности, пусть лишь на миг.
Мир и в лучшие времена сложно назвать предсказуемым. Но, если подходить с научной точки зрения, все странности можно объяснить. Необязательно прямо сейчас, и не исключено, что объяснит это кто-то другой, а не ты, но тем не менее на все есть причина. Всё можно поделить на истинное и ложное, на доказанное и нет. Проанализировать, предсказать – и, если нужно, предотвратить. Чем больше ты знаешь, тем сильнее можешь повлиять на результат. Знания – вот настоящая магия реальной жизни. Использованные вовремя, они дадут фору любым заклинаниям.
Уксус, свеча. Соль и полынь. Я всегда находила успокоение в вещах, которые можно потрогать. Расставить вокруг. Взять в руку. У всех есть дорогие сердцу талисманы.
Бук для ума. Вяз для горла.
Но то, что ты держишь в руке, не сможет тебя сберечь.
Ничто не сможет тебя сберечь.
Шалфей
(от лихорадки и слабости, для долголетия)
Дракула прибыл в Англию в ящике, полном земли. Примерно так же сейчас выглядит багажник нашей машины. Кажется, мы увозим в Баллифран половину папиного цветника. В первую очередь мы забрали домашние растения, но из сада тоже решили парочку прихватить. Мне уже не терпится посадить их на новом месте. Есть что-то успокаивающее в том, чтобы помогать корням прижиться.
Брайан прислал за нашими вещами несколько грузовиков. Больших, коричневых громадин без опознавательных знаков. Мужчины из деревни суетятся вокруг, выносят коробки, раскладывают, отъезжают. «Коллинзы и Шэнноны», – вроде бы так Брайан их назвал. Как будто от этого стало понятнее.
– В Баллифране люди привыкли помогать друг другу, – сказал он.
А мама ответила:
– Звучит неплохо. По-добрососедски.
Мужчины продолжали угрюмо таскать коробки, а в перерывах пили крепкий черный чай, от души разбавляя его молоком. Смугло-коричневые, как земля. Как побуревшая на солнце трава в горах. Сухая, помертвелая, ждущая весны. Кэтлин все пыталась вычислить, сколько сыновей у наших грузчиков и насколько они горячи, если уповать на наследственность. Она всегда отличалась прямолинейностью. И была повернута на сексе.
Рычание шин, взрывающих гравий. Плоское месиво, недавно бывшее котом. Неопрятное пятно на асфальте – кажется, кроме меня, его никто не заметил. В машине тихо. Кэтлин отгородилась наушниками и слушает радио. Впереди у нас долгая дорога. Мы поднялись рано и помогали грузить вещи. Первые сорок минут перевозчики ехали рядом, но потом мы остановились на заправке и отстали. Брайан говорит, они в точности знают, куда ехать, ведь они живут в Баллифране. А вот нам только предстоит к нему привыкнуть.
Кошачий мех – точнее, оставшиеся от него жалкие клочки – отливает коричневым.
Вывожу пальцем на ноге неуверенные спирали трискелиона. В кармане у меня пакетик с солью из уличного кафе. Свечной воск. Несколько ягод на стебельках. В моих карманах вечно царит беспорядок. Я делаю странные вещи, чтобы отвести беду. Собираю обрывки, осколки. Научным подходом тут и не пахнет. Но я девушка с причудами, а мы направляемся в незнакомое, полное опасностей место.
Перед моим внутренним взором стоят их лица.
Лица девушек, ушедших в горы.
Тех, что были убиты.
Когда мама с Брайаном впервые рассказали о том, откуда он родом, Баллифран показался нам чем-то нереальным. Мне до сих пор не верится, что эта деревня существует на самом деле. Может, когда мы увидим ее своими глазами, все изменится. И тем не менее странно перебираться куда-то, где мы никогда не были. Серьезно, мы даже мимо не проезжали, пусть Баллифран и недалеко от нас. Как и любое место в Ирландии – стране размером с крупный город. Мы видели фотографии Баллифрана в телефоне Брайана. И в мамином. Брайан возил ее туда на выходные, когда они начали встречаться.
Их помолвка состоялась в стенах замка.
Нас не пригласили.