Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом - читать онлайн книгу. Автор: Джон Диксон Карр cтр.№ 31

«Видишь ли, — поделился с ним Брэм Стокер, — трудность заключалась в том, что не знали, как поступить со спектаклем, который длится ровно час. Папаша (имеется в виду Ирвинг) собирается устроить представление из двух пьес — твоего «Ватерлоо» и «Колоколов». Могу предсказать, что он будет великолепен в роли старого Брустера. Мы собираемся попробовать, вероятно, в Бристоле где-то в конце сентября».

Поэтому автор (у него уже была назначена дата отъезда в Америку) не мог присутствовать на премьере. Тем не менее в нем вновь разгорелось пламя всех его связанных с театром амбиций. В Норвуде он сразу же начал писать для Ирвинга и Эллен Терри серьезную пьесу в четырех действиях, пригласив в соавторы Вилли Хорнанга.

Он с головой погрузился в изучение эры Наполеона и Регентства в Англии. Поскольку он обдумывал роман о Регентстве, яркой эпохе щеголей и денди, карет и бокса, он решил, что материалы об этом должны войти в пьесу, а впоследствии могут быть использованы в романе. С Генри Ирвингом в роли регентского щеголя — поднятый лорнет, поза с выкинутым вперед коленом, продолговатое худое лицо над шейным платком — все знаменитые манеры актера могли превратить этого персонажа в подобие демонического Бруммелла. Этого щеголя надо сделать патроном ринга. Если все пойдет хорошо и сюжет станет развиваться плавно, на сцене «Лицеума» можно будет увидеть великолепные кулачные бои.

Но турне по Америке ждать не могло. Когда немецкий лайнер «Эльба» отплыл в конце сентября из Саутгемптона, закончилось только первое действие пьесы. Конан Дойл в очень маленькой шапочке с развевающимися на ветру усами стоял у поручней рядом с распрямившим спину Иннесом, когда в пустынной саутгемптонской бухте прозвучал гудок лайнера.

И он, и Иннес знали о том, что на борту корабля могут столкнуться с враждебностью немцев. На капитанском обеде весь салон был увешан немецкими и американскими флагами, но не было ни одного английского флага, что привело их в ярость. Они нарисовали английский флаг — «Юнион Джек» — на листе бумаги и прикрепили его надо всеми другими. Но он подружился со всеми пассажирами и писал Хорнангу «от Гольфстрима, где кишит треска», что не верит в возможность работать во время путешествий.

Потом в суете нью-йоркского порта кто-то громко спросил: «Полагаю, это доктор Конан Дойл?» И началась суматошная неразбериха.

Нью-Йорк, хотя он и не был еще городом небоскребов, уже поражал англичан: город из бетона, и в то же время изнеженный, с водопроводом, телефонами, электрическими огнями. Его многоцветье — неба, облаков, очертаний зданий — было таким же ярким и резким, как в стереоскопе. С вокзала Джерси-Сити поезда компании «Пенсильвания лимитед», у которой, как говорят, были самые комфортабельные в мире вагоны, за двадцать четыре часа могли домчать вас до Чикаго; в поезде вам предложат побриться, или же вы могли наслаждаться новой роскошью — застекленным вагоном для туристов. Импресарио Конан Дойла майор Дж. Б. Понд, с огромной головой и в больших очках, с развернутой веером бородой, восторженно заключил прибывшего в свои объятия.

«Доктор, — сказал он торжественно, — это будет нечто. Перед тем как мы поедем на Запад, мы пройдем испытание в баптистской церкви Распятия на западной стороне 57-й улицы».

В ночь на 10 октября церковь была заполнена почитателями. Они пришли даже не столько для того, чтобы послушать лекцию, сколько чтоб увидеть его. Как всегда рассеянный в том, что касалось одежды, он в последний момент потерял переднюю запонку для воротничка и вышел на помост с почти развязанным галстуком и воротничком, который торчал где-то под ухом. Майор Понд быстро это дело подправил. Представивший его Гамильтон Райт Мэйби нарисовал ужасную картину мертвого Шерлока Холмса, лежащего в Рейхенбахском водопаде. Затем поднялся нервничавший автор. Причину, по которой аудитория устроила ему оглушительную овацию в конце «Чтений и воспоминаний», можно найти в отчетах прессы.

«Этот человек выступал так, — писала нью-йоркская газета «Уорлд», — что сам Шерлок Холмс сказал бы, что это «приятный парень»; человек благородный, потому что он говорил мелодичным, сердечным, благожелательным голосом; кроме того, человек скромный, потому что неодобрительно высказывался о самом себе; скромный также потому, что из украшений на нем были только маленькая запонка и защелка, удерживавшая цепочку от часов».

Минутку. Если кто-нибудь с удивлением спросит, не ожидал ли критик, что на нем будет изумрудная подкова или усеянная бриллиантами цепочка для часов, стоит напомнить, что это был век ювелирных украшений и что иные английские лекторы выступали в одеждах, которые можно назвать причудливыми.

«Он не прибегал ни к каким приемам ораторского искусства, — продолжала «Уорлд». — Лишь очень немного жестов; никаких театральных трюков, за исключением того, что время от времени невольно делал движения, соответствующие настроению персонажа, о котором говорил».

«Например, было интересно, — несколько наивно писала нью-йоркская «Трибюн», — будет он говорить на британском или каком-то другом диалере английского языка. Доктор Дойл сразу же положил конец всяким домыслам по этому поводу. Его приятный голос и четкое произношение как бы смешивают манеры говорить шотландцев, британцев и американцев».

В Соединенных Штатах в 90-х годах XIX века ни один тип не вызывал такого отвращения и не подвергался таким насмешкам, как человек, которого называли «Пижоном». Пижон, будь он американцем или англичанином, носил стоячий воротник и монокль. Он говорил, по мнению коренных жителей, на нарочито неестественном жаргоне. Его манеры отличались высокомерием. Предполагалось, что он происходит из Англии, что на самом деле так и было. Однако, не отдавая себе отчета в том, что пижон, только под другим названием, был также предметом насмешек в Англии, американцы нашли в Конан Дойле непринужденного лектора с ирландским темпераментом и ирландской же общительностью, которого при всем воображении нельзя было назвать высокомерным. С тех пор Соединенные Штаты претендовали на него, как на свою собственность.

Он, со своей стороны, смотрел на все через гротескность того очень многого, что было написано об Америке. Как у американцев есть общераспространенное представление об англичанах, так и у англичан об американцах — как о громогласных хвастунах, которые делят свое время пополам между разговорами о доходах и выплевыванием слюны, смешанной с дымом табака из курительной трубки. Этот плевака на самом деле был таким же навязчивым образом для англичан, как человек с моноклем для американцев. И плевака, как и английский пижон, действительно существовал. Отсюда следовало то, что и требовалось доказать: немногие американцы могут быть хорошо образованными или иметь приличные манеры.

Конан Дойл, умчавшийся в поездку по Среднему Западу — в Чикаго, Индианаполис, — Цинциннати, потом в Толидо, Милуоки и опять в Чикаго, — увидел очень разные картины.

«Я обнаружил все то хорошее, что и ожидал, — писал он Мадам в письме, которому предпослал заголовок «В пути», — за исключением тех пороков, которые путешественники называли ложью и чепухой. Женщины не настолько привлекательны, как нам говориди. Дети смышленые и симпатичные, хотя есть тенденция к тому, чтобы их портить. Нация в целом — не только наиболее процветающая, но и самая невозмутимая, терпимая и полная надежд из всех, которые я когда-либо знал. Свои проблемы они решают по-своему, и, боюсь, в этом они имеют слишком мало сочувствия со стороны Англии».