— Барлах, — повторил незнакомую фамилию Страус. — Нужно
поднять старые архивы и узнать о нем как можно больше. Но учтите, Данери, нужна
ювелирная работа. Немцы не должны знать, зачем мы собираем досье на этого
Барлаха. И вообще, его фамилия не должна упоминаться нигде. Ни в одном вашем
отчете. Для нас он остается «герром Мюллером», неизвестным человеком, который
вышел на контакт с нашей резидентурой в Берлине. Вы меня понимаете, Данери?
В ответ Данери утвердительно кивнул.
— Почему он ушел из полиции? — спросил Кардиган.
— Пока не знаем, — смутился Данери. — Мы проверяем все
сведения. Но пока не сумели узнать. Мы не стали расспрашивать его соседей,
чтобы не вызвать ненужной огласки.
— Правильно сделали. И ни в коем случае не проявляйте
активности. Вообще, лучше уберите своих людей от дома Барлаха. Он может не
заметить наблюдения, но другие могут оказаться более внимательными. Если
сведения, которые нам хочет продать Барлах, точны, значит, речь идет о бывшем
высокопоставленном функционере восточногерманской разведки. А он может
оказаться профессионалом высокого класса, который сразу обнаружит ваших людей.
Думаю, их лучше убрать от дома Барлаха, — предложил Кардиган, взглянув на
Страуса. Подобное решение должен был принимать резидент ЦРУ. Тот явно
колебался.
— А если он уйдет? Или с ним что-нибудь случится?
— Куда он уйдет? Оставит пятьдесят миллионов долларов и
уйдет? Если у него есть эта информация и мы готовы за нее заплатить, зачем ему
скрываться? Иначе он не стал бы выходить на контакт с нами. Но если там
появится его напарник, ваши сотрудники могут его спугнуть.
— Хорошо, — сказал наконец Страус, — уберите наблюдение за
домом Барлаха. Но телефон нужно прослушивать обязательно. И вообще, в идеале
нужно было бы проверить и его квартиру.
— Ни в коем случае, — возразил Кардиган, чувствуя легкую
досаду. Все-таки Страус привык работать старыми методами. Его переубедить
нельзя. — Документов в доме наверняка нет, а посторонний будет замечен хозяином
дома, — объяснил Кардиган и, уже обращаясь к Данери, уточнил: — Он живет один?
— Нет. С кошкой, — пояснил Данери, и Кардиган усмехнулся.
— Тем более, — сказал он. — Значит, их уже двое. Будет
лучше, если вы не станете к нему лазить. Документов у него нет, за это я
ручаюсь.
— Я тоже так думаю, — согласился Страус. Он подошел к столу
и достал из коробки сигару. Кардиган с завистью посмотрел на него, но твердо
решил проявить силу воли. В конце концов он уже четыре года не курит.
— Мы должны разработать схему передачи документов, — сказал
Страус, выдыхая сигарный дым, который приятно щекотал ноздри сладковатым
ароматом. — Надеюсь, с оплатой проблемы не будет? — уточнил он у специального
представителя Лэнгли.
— Нет, — ответил Кардиган, — никаких проблем. Деньги будут
готовы к завтрашнему дню. Для нас самое важное — это документы, мистер Страус.
И я намерен вернуться в Лэнгли, только имея на руках все эти списки. Только
так, мистер Страус.
Нюрнберг.
3 ноября 1999 года
На привокзальной площади находился пятизвездный отель «Ле
Меридиан Гранд-отель». Дронго останавливался в нем несколько раз и рекомендовал
членам своей небольшой группы снять номера именно здесь. Утром Дронго спустился
к завтраку, чем немало удивил своих напарников. Лариса холодно взглянула на
него, но ничего не спросила. Андрей Константинович удовлетворенно кивнул и
спросил:
— Вы меняете свои принципы?
— Нет. Но у нас осталось совсем мало времени, — заметил
Дронго, усаживаясь за их столик, — меньше недели. А я хотел бы успеть
поговорить с оставшимися членами группы и составить хотя бы какое-то мнение,
прежде чем ваше руководство примет роковое решение об их ликвидации.
— У вас мрачные шутки.
— Нет, это не шутки. Во-первых, у Габриэллы есть дети, и,
во-вторых, она живет достаточно далеко от центра. Муж, насколько я знаю из ее
досье, сейчас находится в командировке в Канаде. Я, кажется, не ошибся?
— Да, — кивнул Андрей. — Вы хотите предложить…
— Вот именно. Подъехать к их дому к восьми часам утра.
Сейчас половина восьмого. Если мы рассчитаем все верно, через
пятнадцать-двадцать минут мы окажемся у ее дома. Я провел целый день в ваших
архивах, изучая все имеющиеся досье. Семья Габриэллы живет в районе
Эрленстегена, что на северо-востоке города. Оттуда до центра ехать минут
пятнадцать. Предположим, школа находится где-то недалеко от дома. Но и тогда
они не выйдут раньше пятнадцати минут девятого. Может, чуть раньше, учитывая
склонность немцев серьезно относиться ко всему, в том числе и к образованию
собственных детей.
— Понимаю, — сказал Андрей. — Но почему вчера вы меня не
предупредили?
— Ночью, когда мы вселились, я взял карту Нюрнберга и
подробно ее изучил. А в каждом номере лежит телефонный справочник города. Я
переписал адреса всех школ и просмотрел их по своей карте. А потом вычислил,
когда нам нужно подъехать к дому Габриэллы. На самом деле уточнить не сложно,
где находятся школы в центре города и какое расстояние от их дома до ближайшей
школы.
— Вы не спали всю ночь, — понял Андрей. — Вам будет сегодня
трудно.
Лариса с некоторым интересом взглянула на Дронго.
— Ничего, — улыбнулся он, — отосплюсь через неделю. Я, как
верблюд. Умею копить бессонницу, а потом отсыпаюсь. Правда, сон копить не
удается. Но думаю, со временем научусь выделывать и такой трюк.
— Значит, нам нужно выехать через полчаса, — взглянул на
часы Андрей. Он перевел взгляд на Ларису. — Вы успеете взять машину?
— Я уже заказала ее к восьми. Пойду потороплю, чтобы дали
ключи немного раньше.
— Мы будем ждать вас на улице! — крикнул Андрей, когда она
поднялась и двинулась к выходу.
— Интересная женщина, — кивнул Дронго. — Жаль, что такая
холодная. Это ее несколько портит.
— Вы находите время шутить даже в такой ситуации, — развел
руками Андрей. — Кто будет говорить с Габриэллой? Хотите поговорить сами?
— Иначе зачем я приехал? Конечно, хочу.
Андрей Константинович пожал плечами и ничего не ответил.
Через пятнадцать минут «мерседес-230» уже ждал их у дверей отеля. Лариса получила
ключи и села на место водителя, дожидаясь своих напарников. Они спустились
почти одновременно, и автомобиль, развернувшись, направился на северо-восток.
Центр Нюрнберга был строго очерчен городской стеной. Собственно, сам старый
центр и находился в этих пределах. Однако затем город сильно разросся и теперь
раскинулся на территории, во много раз превышающей территорию старого
города-крепости. Славу Нюрнбергу принес знаменитый судебный процесс. Во время
второй мировой войны город почти не пострадал. Здесь не было крупных
предприятий военной промышленности, лагерей для пленных, военных объектов. И
поэтому бомбардировщики союзников выбирали другие мишени, часто облетая город
стороной.