Маленькая девочка смотрит на меня с картинки мертвыми глазами.
— Не может быть, чтобы мы не знали… — шепчу.
— А вы не знали, в самом деле? — жестко усмехается главная змеюка.
Не знали ли мы?.. О том, что к змеям часто относятся плохо — конечно, знали. Но мы всегда считали, что способны постоять за себя. Но дети…
Мне срочно нужно увидеть бабушку.
— Конечно, вы всё знали! Или хочешь сказать, что не знаешь, что делали с теми нашими змеями, что попали в руки твоего объекта охоты?
Они умирали — всё, что я об этом знаю.
— Это те то, что приходили убивать? — усмехаюсь.
— Знаешь, на чью дочь ты смотришь, Аршадаш?
Молчу.
— На мою дочь, Шэрон. Мою.
Вот тут-то я и ощутила подвох. Сцены убийств идеальны, тут не поспоришь, но такая душещипательная история… не то чтобы не возможна, но является, пожалуй, единственным, что по-настоящему способно меня задеть. Смерть невинных змеек от рук тех, кого именно мы приказываем не называть врагами, змеек, которые погибли в результате нашей халатности. Всё это максимально давит на мои больные места. А мы, змеи, привыкли как бить, так и защищать самое незащищенное.
— Это ужасно, — показательно тяну, незаметно вглядываясь в изображения якобы мёртвых.
— Я хочу лишь одного — чтобы эти крылатые твари признали моё право стоять с ними на одном уровне. — Продолжает вещать главная змеюка. — Чтобы ни один ребенок больше не пострадал от рук прирожденных чудовищ.
Смотрю на нее даже с некоторым удивлением. Серьезно? Что-то у них какие-то устаревшие сведения о моей личности, я могла бы проникнуться этим разве что лет так десять назад. Любила тогда перед сном читать сказки о вселенской несправедливости и обидчиво негодовать, что в роли коварной несправедливости почему-то выступает всегда именно моя раса.
— О да, — тяну серьезно, — эту девочку весьма жаль. Работает бедная, где может, вот буквально недавно в гастролирующем театре её видела… вместе с теми еще двумя, — указываю на две соседние фотографии.
Ноздри змеючки внезапно сужаются в порыве гнева, а затем на лице явственно проступает растерянность. И это было чистое туше. Не удивление, не сомнение, не неверие, не печаль. Гнев и растерянность.
На самом деле ни в каком театре я этих змей, конечно, не видела, как минимум, потому что в принципе никаких театров не видела, я туда живой ещё никогда не давалась. Но учитывая, что такое количество змеиных детей еще надо умудриться найти, попытка пойти в ва-банк и выдвинуть самое простое предположение вполне удалась.
— Честно говоря, это было близко, — говорю даже с некоторым уважением, чувствуя, как всё сильнее нагревается скрытый на руке браслет, — я даже почти поверила.
— Кто же знал, что ты могла встречаться с этими циркачами? — змеючка, усмехнувшись, тоже сбросила маску. Хотя скорее сменила её на новую.
— Да я и не встречалась, — истинно по-змеиному улыбаюсь, и женщина снова белеет от гнева.
— Я недооценила тебя, Аршадаш, — признаёт, — не думала, что за внешне взбалмошным детским поведением скрывается отнюдь не ребенок.
— На мне так часто ошибаются, что рано или поздно чисто статистически должны сделать правильные выводы, — развожу руками, — так что можем просто подождать.
— Госпожа! — в комнату несостоявшегося спектакля влетает молодая змея, — контур нарушен!
— Какой из? — спрашивает личность явно из рода перестраховщиц.
— Вторая внутренняя, — выдыхает девушка, и змеючка стремительно взбледнула.
Ой, как я её понимаю! Даже не знаю, кто из нас двоих больше не готов сейчас ко встрече с Андрианом.
— Слушайте, я готова договориться, — быстро проговариваю, — вы меня сейчас берете с собой, а я…
БУХ!
Мои стремительные переговоры прерывает падение одной из боковых стен.
Пыль, шум, гам, змеюки разбегаются россыпью!
Да стойте же, девочки, я же с вами!
Пытаюсь проследовать за хотя бы одной из своих похитительниц, но те скользят меж камней столь быстро, что я попросту не успеваю уследить, куда там надо нырять, чтобы спастись.
А-а-а-а!
Ну мне же тоже страшно!
Когтистая лапа внезапно обхватывает меня за талию, перехватывая прямо в прыжке, и закидывает на что-то твердое, большое, гладкое и очень синее.
Спина!
Я на драконьей спине!
А-а-а-а!
Это ж как я Андриана раздраконила, что он прямо настоящим драконом стал!
А-а-а-а!
Он ещё и огнедышащий!
Судорожно пытаюсь слезть со спины, но лапой меня снова грубо поправляют обратно.
Нет-нет-нет, я хочу к папе!
Вокруг нас начинают сновать другие безопасники, и Андриан, покрыв всё матом… то есть огнём, начинает сноровисто пятиться обратно в сделанный им же проём.
Соскальзываю, но меня опять возвращают и снова возвращают, а потом рычат так, что меня аж приморозило, и я больше не соскальзываю.
Двигаемся!
Двигаемся по проложенным массированной бомбёжкой злого тела тоннелям и не обращаем внимание ни на кого вокруг!
— Андриан, ну я не виновата, они сами пришли, — ною, ища как бы так изловчиться и соскользнуть на стремительно проносящийся перед глазами каменный пол так, чтобы потом при дальнейшем соскребании на том полу от меня осталось не слишком много.
Мне не отвечают, только продолжают стремительно нестись, и я волей-неволей прихожу к страшному выводу:
— Ты же не собираешься со мной вот так лететь?!
Злое рычание стало мне ответом.
Да ну нет, да он же не настолько сошёл с ума, чтобы… тоннель внезапно резко заканчивается и перед глазами предстает красивый горный пейзаж с близким обрывом прямо по курсу.
— Андриан, нет-нет-нет, пожалуйста, не надо, — тараторю, но меня категорически не слышат.
Увеличившаяся скорость не оставляет и шанса приземлиться на землю в какой-то другой форме кроме лепешки, и я просто верезжу!
Десять метров до обрыва… пять… три… два…
— АААА! НУ Я ЖЕ ПРЕСМЫКАЮЩЕЕСЯ!! — раздается на много миль вокруг горное эхо.
Высота!
Высота!
Повсюду высота!
Там высота! Тут высота!
А!
А!
ААААА!
— АНДРИАН Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ БУДУ, КЛЯНУУУУСЬ! Я БУДУ СИДЕТЬ ДОМА И ВЫШИВАТЬ КРЕСТИКОМ! Я НЕ УМЕЮ, НО Я НАУЧУСЬ, АНДРИААААН!!!
Крутой вираж едва не сносит меня со спины, и я захлёбываюсь словами, вцепляясь в редкие шипы на шее взбесившегося дракона так, что отодрать меня можно будет только вместе с теми шипами.