Она состояла в том, что человек, как бы хорошо он ни был обеспечен, должен работать, и это главное в жизни, это горючее, на котором можно ехать в будущее.
Красивая переводная картинка расползалась под моим взглядом, и сквозь нее проступала другая, некогда с ума меня сводившая, — образ человека, дрейфующего на диване по житейскому морю, в котором мы все барахтаемся. Человека, сплетающего хитрую сеть из ничтожных занятий и неубедительных предлогов, чтобы защитить свое право не заниматься никаким конкретным трудом… А предлог — не главная часть речи. Словом, вспомнив все это, я успокаивалась и говорила себе: все правильно.
Между тем я сама теперь вела образ жизни, похожий на тот, которого изо всех сил придерживался Игорь, и единственным моим оправданием был непреложный факт, что я стараюсь создать Толе уютную домашнюю атмосферу, чтобы он мог расслабиться после своих — не знаю, в какой степени праведных, — трудов.
Часа три обычно я проводила на кухне. Каролина сообщила мне, что наши мужья обожают домашнюю готовку, в частности щи и борщи. Дело в том, что эти блюда требуют длительного приготовления и создают ощущение дома. На второе желательно пельмени или еще что-то такое, с чем надо долго и нудно возиться. Это — традиция.
С понятием «традиция» я сталкивалась довольно часто.
Главная традиция была связана с рождением у наших ребенка, особенно сына. Дочки тоже не возбранялись, но им в основном отводилась роль сестры наследника и будущего соратника отца. Своих детей эти люди любили больше, чем жен, родителей и любовниц, вместе взятых. Когда у кого-то из них рождался сын, они приезжали к роддому всей своей компанией, располагались под окнами и торжественно отмечали событие.
Потом так же торжественно проходили крестины, на которые уже являлись мы, жены. Матери малыша дарили дорогие подарки, младенцу вешали над кроваткой золотой крест и открывали валютный счет в банке, чтобы он получил деньги в день совершеннолетия и ни в чем не нуждался, если с его отцом что-то, не дай бог, случится.
Познакомившись поближе с нашими женами, я поняла, отчего Каролина, женщина умная и тонкая, тогда так обрадовалась, увидев у меня томики Ильина. Среди этих жен она, как и я, оказалась белой вороной.
Каролина из-за «врожденной лени», как она сама мне объявила, с грехом пополам окончила школу, потом не смогла поступить ни в один гуманитарный вуз и еле-еле вышла замуж (об этом отдельная история), несмотря на свою красоту. Но она с детских лет много читала, ее мать была преподавательницей музыки, и теперь у Каролины в доме стоял рояль, на котором она играла Антону первую часть «Лунной сонаты», чем тот очень гордился. Остальные жены — красивые, ухоженные юные леди — оказались натуральными эллочками-людоедками со скудным и несколько странным словарным запасом. А первое время Каролина была вынуждена выступать передо мною в роли переводчицы.
Я узнала, что «индусская гробница» означает коммерческий ларек, а «экономический домик» — банк. «Коробка, коробочка» — это автобус, которым пользуются простые смертные, тогда как «нитки» — преуспевающие молодые люди высокого роста — ездят «на колесах». «Погибнете, как черви на капусте — пропадете вы без меня» — эта фраза, не нуждающаяся в переводе, звучала особенно часто. «Ребятам дали салом по сусалам» — это означает, что наши снова приняли участие в какой-то разборке. «Палочка здоровья» — сигарета. От моих новых приятельниц я узнала, что моего мужа, оказывается, называют Клеш. Мне, правда, никто не мог объяснить, как возникло это странное прозвище, и я обратилась за разъяснениями к самому Толяну.
— Да я приехал в столицу в брюках-клеш, — объяснил он, — тогда их уже никто, кроме меня, не носил.
Наши дамы никогда не прельщались вещами с рынка. В одежде они ценили прежде всего простоту линий, изящество форм и дороговизну. Строгие деловые костюмы темных тонов, скромные золотые украшения, маленькие элегантные сумочки и много-много дорогого парфюма.
Слава богу, я встречалась с этими замечательными созданиями исключительно на светских раутах по поводу крестин, пропустить которые было невозможно; они поочередно рожали детей, с которыми, как правило, потом сидели их матери.
Ася, которой я все это рассказывала, рассчитывала, что и ей, как моей подруге, уготована торжественная встреча у роддома, но она здорово просчиталась.
Я бы и рада была организовать ей вожделенный кортеж машин, но, увы, ее сын не был «наследником» и «соратником», потому Толян послал к Артурчику «Жигули» с неким Володей (этого человека, по моим наблюдениям, отправляли выполнять самые незначительные поручения), и, таким образом, Артурчик встречал жену с сыном без кортежа. Зато кухонный комбайн, преподнесенный Асе Толяном по случаю рождения ребенка, несколько смягчил этот удар.
Сказать, что у меня водилось много «налички» (термин наших дам), нельзя. Толян время от времени давал мне деньги на вещи, при этом следя, чтобы я одевалась сугубо в контексте нашего круга. Кожаное пальто, отороченное ламой, обязательная норковая шуба (когда я заикнулась, что предпочитаю беличью, он только брови поднял), полушубок из чернобурки, кашемировое пальто, длинные плащи, в которых предпочтительно ездить на машине, а я, между прочим, продолжала кататься на общественном транспорте. Еще Толя щедро давал на книги, и первые месяцы нашей совместной жизни я посвятила собиранию библиотеки, в чем мне охотно помогала Каролина.
Ну и конечно, он не жалел денег на продукты. Их с рынка привозил вышеупомянутый Володя; соленья, варенья и картошку он же доставлял от тети Аллы из Малаховки.
Зато в ресторанах мы с ним почти не бывали, за исключением одного раза, когда Ася заставила Толяна раскошелиться по случаю именин своего сына, которого она назвала Павлом. Мы втроем, оставив виновника торжества дома с Артурчиком, посетили только что открывшееся шикарное заведение под названием «По щучьему велению», или попросту «Щука», где Ася специально для Ленки Мезенцевой, не имевшей возможности посещать такие шикарные места, переписала кое-что из меню:
«Сливочный суп из мидий — 32 долл.
Мариотка из омаров в горчичном соусе — 90 долл.
Полдюжины отборных устриц с Лазурного берега Франции — 2 долл.
Бордо из утиной печенки с булочками «бриоль» — 30 долл.
Шампанское «Дом Периньон» — 800 долл».
Мне же посещение «Щуки» запомнилось прежде всего тем, что, возвратившись из ресторана домой, Толян впервые заговорил со мной о ребенке.
— Наши женщины исправно рожают, — сказал он, — я-то думал, беременность — заразная болезнь… А ты, мать, все порожняком ходишь…
Я и сама не знала, почему не беременела. Мы не предохранялись. И наконец, мое желание или нежелание иметь детей ничего не значило. Но я не хотела ребенка. Я хотела когда-то родить от Игоря. Но дарить «наследника» и «соратника» Толяну — эта мысль приводила меня в трепет. Я знала, что это был бы не мой ребенок, а именно Толин — он бы сумел воспитать его в традициях своего круга.