Несмотря на похвалу, все это мне очень не понравилось. Кажется, мне совсем нельзя пить, даже несколько глотков вина тут же выбивают меня из колеи. Я чувствую себя утлой ладьей без руля и ветрил, гонимой волнами. Это очень неприятное ощущение — когда теряешь контроль над собой, своими поступками и словами. Но Игорь почему-то обожал меня в этом безобразном состоянии и старался подпоить.
Лев Платонович подал мне в прихожей шубку, даже застегнул верхнюю пуговицу. Потом поцеловал обе руки, чмокнул в лоб, щеку и заговорчески шепнул:
— Я потрясен, просто потрясен, Ларисонька!
Я смущенно вспыхнула, по наивности полагая, что моя особа произвела на него такое впечатление. Но тут Лев Платонович покосился на Игоря, который прощался с мамочкой.
— Я потрясен переменами, произошедшими с нашим сыном. Вы сделали невозможное, Ларочка, — разбудили нашу спящую красавицу.
Мы еще какое-то время шушукались, любезничали и хихикали с Платоновичем, а Игорь наблюдал за всем этим с веселой иронией. Отец с сыном так и относились друг к другу — с веселой иронией. Вечно подтрунивали, подшучивали, подкалывали, не всегда безобидно. Иной раз довольно болезненно всаживали булавки в самые чувствительные места. Самым чувствительным местом у моего Иноземцева было самолюбие. Поэтому я ничего не сказала ему про спящую красавицу. Вдруг обидится.
Еще бабушка учила меня: никогда не говори мужу всего, что на уме и на сердце. Это ее предостережение почему-то глубоко засело в памяти. Я знала женщин, которые открывали всю себя до донышка любимым мужьям. Ни к чему хорошему это не приводило.
Да, я не всегда бывала откровенна с Игорем и многое от него скрывала. Но скрытность не всегда сродни хитрости. Чаще всего я щадила его самолюбие, уберегала от неприятных новостей. Как и все мужчины, особенно избалованные с детства, он терпеть не мог осложнений и проблем и рад был жить в неведении, только бы его не тревожили по пустякам.
После первой же встречи я стала размышлять о своих новых родственниках. Ведь это самые близкие Игорю люди. Хочешь не хочешь, нужно строить с ними отношения, может быть, приспосабливаться и уступать. Уроки сестрицы не пропали даром. Со Львом Платонычем все было понятно. За ядовитой иронией и насмешками скрывалось какое-то доброе чувство — привязанность, может быть, любовь.
Игорь несомненно отца любил, но давно затаил на него обиду. За то, что тот всегда жил работой и своими увлечениями, друзьями, не уделяя внимания семье и сыну. Игорь считал отца чудовищным эгоистом, но обаятельным, умным человеком.
С матерью было сложнее. Между нею и сыном постоянно вспыхивали ссоры. Лев Платонович трусливо уклонялся. Если Игорь упивался своими обидами, то Лев Платонович жил последние годы с чувством вины, поэтому потерял свой голос в семье.
Когда мы очутились на улице, Игорь сказал:
— Ну вот, со свекром ты уже наладила отношения. Остается такая малость — тетушки и маман. Старик обожает молоденьких девочек, студенток.
— Я приятно удивлена. Твой отец оказался нормальным человеком. — Я подчеркнула слово «нормальный» и с тех пор всегда брала Платоныча под защиту, когда Игорь по обыкновению начинал старика критиковать.
Игорь искоса на меня взглянул, но удержался от замечаний. Он был явно в благодушном настроении.
— Я рад, что мой папочка тебе понравился. Скоро их у тебя будет сразу два. Пойдем скорее домой, моя толстушка.
На этот раз я уклонилась от его губ.
— До свадьбы еще целых две недели. Я не решила, кого выбрать — тебя или Платоныча. Кажется, он мне больше нравится.
Иноземцев так рассердился, что толкнул меня в сугроб, к изумлению двух старушек, выгуливавших своих собачек. Сам толкнул, сам же и извлек из сугроба и ворчал, отряхивая мою шубу:
— Тебе и вправду нельзя давать спиртное, Лукреция. Ты становишься распущенной. Это еще мягко сказано о твоем неблагопристойном поведении. Но черт возьми, как мне нравятся распущенные женщины!
Мне совсем не запомнилась собственная свадьба. Может быть, потому, что все свадьбы в чем-то очень похожи: белые платья, ЗАГСы, шампанское, черные или светлые «Волги».
Вначале все было чопорно и натянуто, потом — шумно и сумбурно. В результате ничего не осталось, кроме пустоты и головной боли. Нам с Игорем хотелось, чтобы никаких свадеб и не было, только бракосочетание и маленькая студенческая пирушка у нас на квартире. Но предки и слышать не хотели об этом: все должно быть как у людей.
Мы приехали в какой-то унылый отдел актов гражданского состояния. Сейчас я не смогла бы его отыскать. Там вдоль стен терпеливо дожидались своей очереди несколько пар. Наш табор ввалился и внес оживление в кладбищенскую атмосферу этого заведения. Народ заулыбался и принялся с любопытством нас разглядывать.
— Ты посмотри только, какие невесты! Страшней атомной войны, — радостно ужаснулась Аська. — Ты здесь самая хорошенькая.
Невесты действительно все были как на подбор — старые и уродливые. О женихах вообще умолчу. На этом фоне даже я блистала. Окрутили нас так быстро, что я опомниться не успела. Мы снова высыпали на улицу к машинам. Вся моя группа, девчонки и Мишка, выглядели веселыми и оживленными. Друзья Игоря, как обычно, держались в сторонке, своей обособленной группкой.
Мои родители были чуть-чуть растерянными и испуганными. У Люськи на физиономии стойко держалось выражение покорности судьбе. Свекруха принимала соболезнования. Лев Платонович беззаботно болтал с моими родичами. Я ему очень благодарна за это. Все-таки он оказался не только нормальным, но и по-настоящему воспитанным человеком, всеми силами старался поддержать дружелюбный тон в отношениях с новой родней. Полина Сергеевна и не пыталась. Ее вымученная, ледяная любезность была почти оскорбительна.
Вначале Лев Платонович распорядился отвезти всех к себе. Пришлось выдержать эту пытку — поздравления жениховой родни и какое-то официальное, неуютное застолье. Никакого перехода от прежней жизни в новую я не ощутила, поэтому не понимала смысла подобной процедуры. Ведь для меня этот переход осуществился еще в декабре.
Вскоре мы отправились к себе на квартиру, где мои подружки тоже сооружали праздничный стол. Старики оставались тихо и чинно досиживать вечер. Родителей я смело оставила на Люсю, зная, что она не даст их в обиду.
— Мне все ясно! — подвела итоги сестра, сурово сжав губы.
Я только вздохнула в ответ: родню не выбирают, к тому же мне с ними не жить.
— Какая унылая и безрадостная у меня свадьба, Лен, — не удержалась я, чтобы не пожаловаться по дороге Мезенцевой.
— У меня была точно такая же! — успокоила она меня. — Мне кажется, свадьбы иными не бывают.
Зато еще на площадке нашей квартиры мы услышали шум празднества. Они даже не сочли нужным дождаться нас. Открыв дверь, мы перепугались — дым коромыслом! Игорь слегка поморщился, но ничем не выказал недовольства.