— Чак никогда не принимал наркотиков в моем присутствии. Мы были женаты семь лет, и я никогда не видела у него никаких наркотиков. Я могу сказать, что он вообще никогда их не употреблял. Чак был настоящим спортсменом и очень дисциплинированным в том, что касалось его здоровья.
— Большую часть времени вашего брака вы жили раздельно.
— Да, это так. У каждого из нас были свои обязанности, и каждый из нас шел своим путем.
— Мне кажется, вы имели общие обязанности, которые наверняка должны были бы вас связывать?
Эбби хотелось проигнорировать этот вопрос. Ей не хотелось снова винить или жалеть себя, но, если уж пришло время поставить себя под угрозу, пусть так и будет! Из двух зол она выбрала меньшее.
— Если вернуться к вашему прежнему вопросу, должна сказать, что Чак часто был одинок, хотя возле него всегда крутились женщины, ведь он был очень привлекательным!
— И вы это терпели?
— Просто я поняла, что Чак по натуре не способен на преданность. А я считала, что брак налагает ответственность на обоих. Кроме того, в определенных отношениях я не могла дать ему того, в чем он нуждался.
— Что вы хотите сказать?
Гордость была отброшена в сторону. Эбби сочла, что она при таком разговоре неприемлема.
— Когда мы поженились, мне было всего восемнадцать лет! Несмотря на то что мы вели кочевую жизнь и с детства были приучены к сцене, за нами очень строго следили родители. Выходя замуж, я была девственницей, и Чак часто смеялся надо мной, что я такой и осталась! Я не удовлетворяла его в постели, поэтому он стал искать развлечения на стороне. Может быть, это было неправильно, но вполне естественно!
— Перестаньте оскорблять себя!
Эбби услышала в его словах сдерживаемую ярость и, повернувшись, взглянула на Дилана:
— Вы спрашивали — я отвечаю! Чак изменял мне с другими женщинами, потому что его жена не удовлетворяла его в постели!
— Да черт с ним! — Дилан крутанул ее стул, чтобы она оказалась перед ним. — Вы форменная дура, если верите этому!
— Дилан, я прекрасно помню, что творилось в нашей спальне, а вы нет!
— Зато я вижу, что сейчас происходит с вами!
— Вы интересовались, не лед ли в моих жилах, вместо крови! Я вам ответила?
— Нет! — Он стащил ее со стула и поставил рядом с собой. — Теперь вы не такая!
Он крепко прижал ее к себе. Его губы коснулись ее горячих, неистовых губ прежде, чем она успела запротестовать. Возбуждение, кипящее внутри ее, боролось с сильным инстинктом самосохранения. Она старалась сопротивляться. В его хватке, в его болезненном влечении было что-то дикое и пугающее. Он запустил руки ей в волосы и неистово впился в ее губы. Медленно, неизбежно она дала себе волю.
Дилан сгорал от влечения к ней всю ночь, все утро, но не ожидал, что это будет так. Его ослепляли волны страсти. Тело Эбби было напряжено, хоть она и старалась не поддаваться закипающему в ней желанию. Ее пальцы не тянули его за плечи, а вонзались в них. Он почти слышал биение ее сердца… от страха ли, возбуждения, желания, все равно, если она принадлежит ему.
Затем она с невероятной легкостью расслабилась. Губы ее стали мягче, тело податливее. Она у него в руках!
Сердцебиение ее не замедлилось. Почему-то оно учащалось по мере того, как она медленно сцепляла вокруг него руки. Она вздохнула. Он чувствовал легкий шепоток ветерка у своего уха. Он нежно ласкал руками ее волосы, потому что она, как ему казалось, нуждалась в этом. Пламя, кипевшее в нем, перегорело, но тепло осталось, оно грело, опаляло. Он чуть не сгорел заживо от нежности.
— Пойдемте наверх, Эбби! — прошептал он ей на ухо и прижался к ее губам. — Пойдемте со мной наверх!
Ей хотелось последовать за ним. Сам этот факт потряс ее. Она уже смирилась с тем, что он ее привлекает, но залезть к мужчине в постель — совсем другое дело!
— Дилан, я…
— Я вас хочу! — Его губы блуждали по ее подбородку, а один раз слегка ущипнули. — Вы это знаете!
— Думаю, знаю. Пожалуйста… — Голос ее дрожал. Мускулы были словно из воска. Она не могла позволить себе во второй раз закрыть глаза и оступиться. — Пожалуйста, Дилан, я не могу! Я не готова!
— Вы же хотите меня! — Он провел руками по ее бедрам, талии, груди. — Я чувствую это в каждом вашем вздохе.
— Да! — Отрицать было бессмысленно. — Но мне нужно нечто большее. — Она провела его рукой по своей щеке. — Мне нужно некоторое время.
Дилан поднял руку, схватил ее за подбородок и вгляделся в ее лицо. Щеки, залитые краской, потемневшие глаза и недоверчивый взгляд. Если бы не этот взгляд, он бы взял ее, не обратив внимания на все ее протесты.
— Как он испоганил ваши мозги! — произнес он.
— Нет! — тряхнула она головой. — Это не имеет никакого отношения к тому, что произошло между мной и Чаком!
— Вы сами в это не верите, да и я тоже! Он ваш образец. Но рано или поздно вы узнаете, что я не подхожу под его мерку!
— Когда я целую вас, то не думаю о Чаке! Я вообще тогда ни о чем не думаю!
Дилан сжал пальцы сильнее.
— Эбби, если вы хотите повременить, то вам следует понаблюдать за собой!
Она почувствовала, как переполнявшая ее энергия потоком хлынула из нее.
— Дилан, я не умею играть в игры! Это причина, по которой я так много напортила в своей жизни.
— Я тоже не увлекаюсь играми. И мне не интересно слушать ваши самообвинения! Давайте заключим сделку!
Эбби облизнула губы и пожелала себе вновь обрести уверенность.
— Какую сделку?
— Вы говорите мне правду! Только правду! — повторил он, беря ее за плечи. — А я объективно излагаю ее. Только так мы сумеем избежать нападок со стороны критики.
Он хотел доказать ей, что это самый простой выход из положения, но в этом случае он не имел права проиграть!
— Я не знаю, Дилан, могу ли я это делать? Ведь у меня дети, я должна подумать о них. Иногда правда может навредить!
— А иногда она очищает! — настаивал он. — Эбби, ведь я все равно, так или иначе, до нее докопаюсь! — Его слова прозвучали как угроза, и Дилан прекрасно понимал это, так же как, судя по ее взгляду, и она. — Вы должны задуматься! Разве для детей не будет лучше, если правду они узнают от вас? Это не будет так больно для них!
Пойманная в ловушку, она долго и критически рассматривала его.
— Я не понимаю вашей задумки, но считаю, что ни вам, ни мне не определить, что будет для них лучше!
Он провел рукой по ее лицу. Не в его правилах было идти на компромисс. Он этого не любил. И все же он стремился найти этот компромисс. Книга? Он начинал думать, что книга не имеет никакого значения. Он хотел правды от нее, правды о ней! И хотел ее для себя. И еще ему казалось, что он также хотел правды для нее.