– Но зачем убивать ее? – спросил детектив Дин, полностью погрузившись в мою историю. Я пожала плечами.
– Возможно, она не хотела, чтобы с Майей случилось то же, что и с Ледой? Жизнь без отца. Боль от потери. Она попыталась уберечь ее от страданий дважды.
Детектив Дин вновь покачал головой.
– Просто дикость.
– Вы никогда не сталкивались с подобным?
– Приходилось ли мне общаться лично с жертвой изнасилования? Нет. А ты когда-нибудь в кого-нибудь стреляла?
Я удивилась такому вопросу.
– Нет, но в меня стреляли. А в вас?
– Нет, – незамедлительно ответил детектив Дин, глядя на меня широко открытыми глазами. Он не хотел пялиться, и это было заметно, но удивление было сильнее. Хотя что именно его удивляет? Он знает, кто я и что я пережила. И еще я поняла одно: он солгал. В детектива Дина стреляли, но он не признался. Возможно, не захотел отвечать на мои вопросы. А я бы и не спрашивала, ведь я не он.
Я помолчала несколько секунд, а затем спросила:
– Если вы сомневаетесь, Лаура ли это… Кто, по-вашему, скрывается под маской Неизвестного?
– Может быть… – он замешкался, но затем увереннее произнес: – Может быть, это Леда Стивенсон собственной персоной разгуливает ночами в маске Неизвестного?
Я попыталась не смотреть на детектива Дина как на идиота, но не могла. Кто – Неизвестный? Леда Стивенсон? Леда Стивенсон – девочка-цыпленок, девочка с перерезанными венами, девочка, которую я должна спасти?
Полный бред.
К тому же мать Леды Стивенсон – Олива Дюваль, а не Дэйзи Келли.
Полный бред, – повторила я про себя.
Я едва не подскочила на неудобном стуле, когда раздалось невнятное урчание мобильного телефона детектива Дина в кармане его кожаной куртки. Он вытащил его, глянул на дисплей и бросил мне:
– Пора, – и стал выбираться из-за стола.
Я опешила:
– Но мы не договорили! – Я тоже поднялась на ноги, готовая что-нибудь предпринять, чтобы остановить его. Детектив снисходительно глянул на меня, криво усмехнувшись:
– Мне нужно проверить кое-что насчет собаки.
– Какой собаки? – Я обернулась вокруг своей оси, едва сдерживаясь, чтобы не схватить его за рукав куртки.
– Кстати, я совсем забыл тебе сказать, – вспомнил он. – Я немножко покопался в участке и обнаружил кое-что интересное, что может тебе пригодиться. Ты знала, что мама Киры пропала без вести?
Я удивилась, услышав вдруг о Кире, и медленно покачала головой.
– Она не вернулась из путешествия по Европе. И, – задумчиво продолжил детектив Дин, – хоть профессор Джеймис-Ллойд утверждает, что его жена сбежала с любовником, она вот уже сколько лет не оставляет следов. Больше похоже на то, что она прячется. Или мертва. На самом деле мне пора, – спохватился он, – нужно проверить кое-какую версию, которая, я чувствую, даст результаты. И забрать Леду из участка.
Он направился к дверям, и я поспешно бросилась следом.
– Детектив Дин, о чем вы вообще говорили? – Я возмущенно посмотрела на его профиль. – Вы сказали, что подозреваете Леду. Почему? Что заставило вас сделать такой вывод? В этой чудовищной истории на роль Неизвестного меньше всего подходит Леда Стивенсон.
Он как-то необычно улыбнулся в ответ, и когда повернул голову в мою сторону, его зеленые глаза сверкнули триумфальным огнем.
– Помни, Кая: все дело в собаке.
Детектив Дин ускорил шаг, будто не желая, чтобы я догнала его, и вскоре скрылся за дверью. Мои плечи поникли, и я подумала, что, возможно, он подшутил надо мной. При чем здесь собака? О какой вообще собаке шла речь? И, если бы детектив всерьез подозревал Леду Стивенсон, разве он позволил бы ей остаться в своей квартире?
* * *
После разговора с детективом Дином я снова спустилась в подвал. В этот раз мои шаги по бетонной лестнице были тихими, едва слышными, хотя обычно звучали как топот – в этот раз все звуки заглушили размышления.
Кира и ее отец, какая-то неведомая собака, которая почему-то не дает покоя детективу Дину, Леда Стивенсон… Что ж, похоже, проживая в квартире детектива Дина, Леда ни разу не пыталась себя убить. Может быть, она скоро выздоровеет, и ей уже не понадобится моя помощь.
Я не хотела думать о том, что будет после. Я хотела сосредоточиться на том, что происходит сейчас. Сейчас я жива. Я живу.
Водрузив на стол очередной ящик с папками, я засекла время и принялась за работу.
…
Я проснулась в архиве на полу и поежилась. Вся правая половина лица онемела от холода, кожа пахла плесенью, в носу свербело от пыли. Проморгавшись, я увидела висевший на спинке стула халат. Хорошо, что я не в нем свалилась на пол.
С трудом сев, я широко открыла глаза, приказывая себе проснуться, и вот тогда, вялыми движениями убрав со лба липкие волосы, я увидела перед собой нечто странное. Чьи-то лоснящиеся кожаные ботинки на плотной подошве. Я сморгнула. Точно такие же ботинки были у профессора Джеймис-Ллойда. Наверное, и отутюженные штаны принадлежат ему…
Я подняла голову и напряглась всем телом – профессор биохимии Джеймис-Ллойд действительно стоял напротив меня. В архиве. В запертом помещении, куда уже сто лет никто не спускался. И в его руке был пистолет. Дуло смотрело вниз – на меня.
Я проморгалась, но видение не исчезло.
– Что вы здесь делаете, профессор? – Мой слабый спросонья голос непривычно звучно разнесся по помещению, устроился на опустевших стеллажах и карканьем взлетел к потолку.
Пространство пошатнулось, когда я поднялась на ноги, чувствуя, как бешено бьется сердце. Меня замутило.
– Ты еще одна проблема, – констатировал профессор Джеймис-Ллойд, проследив каждое мое движением прицелом. – Бездарность и ничтожество.
Я сосредоточилась.
Кто ничтожество? Я? Я – бездарность?
Мысли в голове стали яркими, кричащими.
Если он выстрелит, я умру? Или нет? Может, я не могу умереть, только когда Леда Стивенсон пытается себя убить? Ной вызвал «Скорую помощь», когда в лесу меня ранил Неизвестный. Но сам Ной признал, что мне не стоит бояться смерти. Так мне стоит бояться смерти или нет?
Я почувствовала, что сердце трепещет в груди – там, куда наставлен пистолет. Профессор снял его с предохранителя, и щелчок привел меня в чувство. Сглотнув, я встретилась со злыми глазами. Взгляд профессора был решительным, и, хоть дряблые щеки дрожали от напряжения, я знала, что он делает это не впервые.
– Это ваша вина, что Аспен в коме, – произнесла я громко и отчетливо.
Мы стояли друг против друга в ореоле света настольной лампы. Вокруг – ничего. Слышно только, как за окнами наверху воет ветер, как со стен осыпается известка.