– Незачем прибегать к дубинке, сынок, – сказал он, улыбаясь Джордану. – Я ей говорил, как только она явилась домой, что она должна была все тебе рассказать.
– Дед, не вмешивайся.
– Не вмешивайся! – возмущенно повторил он. – Ты всегда была дерзка на язык.
– Дед, ну пожалуйста. – Кэйси вырвала свою руку из ладоней Джордана. – Тебе нужно держаться от этого подальше.
– Черта с два! – рявкнул он на внучку. – Этот человек имеет право знать, что происходило за его спиной. Все, Кэйси, твоя игра в одиночество кончилась. Я все ему выложу.
Она затрясла головой.
– Ты забываешь об Эдисон.
– Кэйси, он позаботится об Элисон. Любому дураку это ясно. Так ты ему сама обо всем расскажешь или предоставишь это мне?
– Лучше вы, – Обратился Джордан к доктору Бреннану. – Мне нужна вся правда.
– Разумно. А ты, Кэйси, сядь и помолчи, – приказал дедушка.
– Нет, я не хочу.
– Кэтлин, сядь!
Она было подняла подбородок при таком его тоне, но привычка долгих лет повиноваться старику взяла верх.
– Ладно, Джордан. – начал доктор, – это не очень приятный разговор. Может, тоже сядешь?
– Нет, – резко сказал Джордан, но тут же взял себя в руки. – Нет, спасибо, я постою.
– А я сяду. Стар становлюсь.
Доктор Бреннан удобно устроился в кресле.
– Твоя мать, Джордан, поставила Кэйси перед выбором, – начал он, – полагаю, она превосходно разбирается в характерах людей, потому что, разумеется, заранее знала, какой выбор сделает Кэйси.
– Пока ничего не понимаю.
– Ну ладно, скажу напрямик. Твоя мать пригрозила, что по суду отнимет у тебя опекунство над Элисон, если Кэйси сию минуту не соберет свои вещи и не исчезнет, не попрощавшись.
– Отсудит опекунство… – Джордан взъерошил волосы. – Но ведь это безумие. Ей не нужна Эдисон, да и в любом случае для предъявления иска не было никаких причин.
– Я уже сказал, что она настоящий психолог, – и доктор Бреннан взглянул на внучку. Джордан, нахмурясь, проследил его взгляд и вдруг почувствовал, что силы его оставляют.
– Господи, боже. – Он усталым жестом потер лицо. – Полагаю, она все узнала о детстве Кэйси. Но Кэйси должна была сказать мне.
Джордан снова спокойно взглянул на доктора.
– Я бы никогда не позволил своей матери безнаказанно угрожать ей.
– Да, – согласился с ним доктор Бреннан, – но Кэйси не хотела рисковать спокойствием двух людей, которых она полюбила. Твоя мать пообещала судиться с тобой по обвинению в аморальном поведении.
– Дедушка, – прошептала Кэйси.
– Нет, все так все, Кэйси, все и сразу. – Он опять повернулся к Джордану:
– Она предложила ей заплатить за молчание. Вот в этом заключалась ее единственная ошибка.
Над кухонной раковиной было окошко, и Джордан взглянул туда, на горы, потом подошел поближе и высунулся из окна.
– Да, трудно с этим справиться, – сказал он хрипло. – Я знал, что она способна на многое, но этого от нее никак не ожидал. Я благодарен, что вы мне все рассказали.
Раньше он думал, что уже познал самый яростный гнев, самую невыносимую боль. Но, оказывается, он ошибся. И теперь он далеко не был уверен, какое из этих чувств сильнее.
– Я сам переговорю со своей матерью. Доктор Бреннан, вы можете быть в этом уверены.
– А я и уверен.
Бросив взгляд на Кэйси, дедушка встал.
– Пойду поливать огород. Он ушел, и в кухне воцарилось молчание. Кэйси глубоко вздохнула. Все высказано, все ясно. И говорить больше не о чем.
– Надо приготовить чай. – Она встала и включила чайник.
– Кэйси, у меня нет слов, я не знаю, как искупить все, что было.
– Но ты не виноват, Джордан. И Кэйси открыла дверцы буфета.
– Чай будет травяной. Дед не позволяет мне ничего возбуждающего.
– Кэйси, пожалуйста, помолчи немного. Она остановилась и взглянула ему прямо в лицо. Джордан понял, что должен высказать ей все очень быстро и убраться восвояси, пока еще держится на ногах.
– Во-первых, я тебе обещаю, что моя мать никогда и на шаг не подойдет к нашему, извини, твоему ребенку.
У него сжалось сердце, потому что, говоря это, он отказывался от своих отцовских прав.
– Я сам никогда не стану предъявлять никаких требований. Я обеспечу тебе финансовую поддержку, если ты ее примешь. И я пойму тебя и не буду настаивать, если ты от нее откажешься.
– Джордан…
– Нет, помолчи пока, я еще не все сказал. Быстрее, быстрее, пока он еще в силах, в темпе и толково. И бежать!
– Ребенок твой, твой совершенно. Я даю тебе слово, что никогда ничего не потребую. Я знаю, как много для тебя значит Эдисон, и я оставлю ее у тебя на те несколько дней, что буду отсутствовать, улаживая дела с матерью.
– Но это не имеет никакого значения, Джордан.
– Это имеет значение для меня! – Он поднял руку, словно предупреждал себя, что нельзя терять самообладания. – Когда мы с Элисон устроимся на новом месте, я сообщу твоему дедушке наш адрес. Единственное, я хочу знать, когда родится ребенок и что с вами все в порядке.
Эти его слова меняли все просто на глазах. То, что было важным час назад, теперь казалось полнейшей бессмыслицей. Люди, любящие друг друга, должны быть вместе.
– Джордан, – начала она и внезапно вскрикнула, приложив руку к животу.
– Что такое? – Он в панике схватил ее за плечи. – У тебя боли? Это ребенок? О господи, мне вообще не надо было приезжать. Я не должен был тебя волновать. Я позову дедушку.
– Это необязательно, – улыбнулась Кэйси. – Просто ребенок брыкается, вот и все. Такой подвижный.
Джордан взглянул вниз и медленно приложил ладонь к ее животу. Под ней неторопливо шевелилась новая жизнь. И он поразился этому простому чуду. Там росла часть его плоти, часть плоти Кэйси. Они вдвоем создали новое человеческое существо. И он почти ощущал контуры крошечной ступни, которая толкалась в его ладонь.
Он поднял глаза. Они были полны слез и просветленной почтительной радости. Она положила свою ладонь на его.
– Тебе не дано знать, какой он прыткий. Он сжался от мгновенно пронзившей его боли и сильно побледнел. Это первая и последняя встреча с его собственным ребенком. Больше он никогда не сможет прикоснуться к любимой женщине. Кэйси успела уловить перемену в его настроении. Джордан отвернулся и направился к двери.
«Не дай ему уйти! – забило молотом сердце в ее груди. – Не будь дурочкой». «Ты рискуешь», – предупредил рассудок. «Ну и рискни», – возразило сердце. Боже, вечные споры сердца и разума, недолго и свихнуться. Пора прекратить это раз и навсегда.