Господин мертвец. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Константин Соловьев cтр.№ 87

– Настоящая каша, – пробормотал Юльке, озираясь.

– Мейстер отправил меня вам на помощь. Сказал, у вас имеются затруднения, – прогудел Штерн. Обстановка была для него естественна и привычна. – Затруднения устранены.

– И ты пришел вовремя, – согласился гранатометчик. – Господи, в последний раз я видел такое, когда в воронку с англичанами шлепнулся шестифунтовый осколочный снаряд…

– Мясо, – безразлично сказал штальзарг. Точно отзываясь на знакомое слово, встрепенулись кривые когти. Но это было рефлекторное движение, и они снова замерли. – Куриное мясо, коровье мясо, человечье мясо. Мясо всегда одинаковое.

– Никакой разницы? – спросил Дирк, покосившись на его монолитную тушу. К чувству юмора Штерна надо было привыкнуть. Тем более что далеко не всегда было ясно, когда он шутит.

– Некоторое мясо более глупое.

Ольгер Штерн из отделения Кейзерлинга был по всем представлениям выдающимся штальзаргом. Закованный в стальной гроб еще во времена битвы при Капоретто ^[41] и выдержавший в нем два с половиной года, он мог считаться ветераном по меркам не только «Веселых Висельников», но и всего Чумного Легиона. Пулеметы, огнеметы, танки и артиллерия давно сократили среднюю продолжительность существования мертвеца на поле боя до полугода. Смертность среди штальзаргов, несмотря на их куда более значительную защищенность, была не ниже. Но убивали их чаще всего не снаряды или мины, а нечто, что Зигмунд Фрейд в своем труде «Tott und Tabu» ^[42] обозначил как «паралич духа». На деле это обозначало сумасшествие. Оно постепенно, изо дня в день, отвоевывало все больше территории у рассудка в своей собственной позиционной войне, скрытой под покровами мозга. Лишенный человеческого тела в привычном понимании, рассудок был неспособен долгое время существовать в стальной скорлупе. Рано или поздно он погибал, оставляя пустую оболочку. Это была судьба всякого штальзарга, повлиять на которую не мог бы и самый искусный тоттмейстер.

Штальзаргов нельзя было назвать толковыми собеседниками. Их постоянная отстраненность, из-за которой они выглядели угрюмыми статуями, усугублявшаяся провалами в памяти, перманентная апатия и сенсорное голодание с первого дня существования в стальном гробу приводили к тому, что непобедимые воины утрачивали всякую склонность к общению. Даже отдача им приказа требовала от командира определенного умения – чаще всего штальзарги не помнили ни своих фамилий, ни воинских званий, отзываясь лишь на имя, а из приказов воспринимали лишь самые простые. Для которых и были созданы стараниями тоттмейстеров. Через пять или шесть месяцев существования в своей новой форме штальзарг обычно уже ничем не напоминал того человека, которым являлся, пока обладал собственным телом. Почти всегда это был безмолвный истукан, не ценящий общество даже себе подобных. В промежутках между выполнением своей работы штальзарги обращались в камень, замирая без движения подобно жутковатым статуям, и в такие моменты никто не мог сказать, текут ли хоть какие-то мысли под черной полированной сталью.

Ольгер Штерн был исключением. Спустя два с половиной года после заточения в крепость, которая в то же время являлась его темницей и склепом, он сумел сохранить ясный ум, хоть и немного странного, уже не вполне человеческого свойства. Штерн никогда не был болтлив, но с некоторыми «висельниками» поддерживал отношения, напоминающие почти приятельские. И унтер-офицер Дирк Корф входил в этот круг, хоть и сам не представлял почему.

– Глупое мясо? – переспросил он. – Это интересно. А мы тогда какое мясо, Штерн?

Штальзарг немного помедлил с ответом.

– Мы – мертвое, но очень самоуверенное мясо, господин унтер.

Штерн улыбался, глядя на него, и Дирк поежился, вновь испытав это ощущение. Он никак не мог знать, что штальзарг улыбается, поскольку не видел его лица или даже глаз, да и сомневался, что от этого лица многое уцелело. Но ощущение было навязчивым. И почему-то неприятным.

Дирк вырвал французский топор, все еще торчавший в его шее и, подавив отвращение, подкатившее к горлу, стал этим топором разгребать один из сочащихся кровью холмов.

– Вы что-то ищете, господин унтер? – спросил Юльке.

– Жареного Курта. Хочу убедиться, что он… мертв, прежде чем мы уйдем.

– Он был мертв, сколько я его помню, – заметил штальзарг. – Разрешите мне.

Неуклюже подвинувшись ближе, он запустил свои изогнутые когти, каждый из которых был размером с кавалерийскую саблю, в груду мертвых тел. И даже Юльке, вздрогнув, отвернулся, когда штальзарг принялся ворошить в ней. Наконец металл звякнул по металлу. С ловкостью, которую сложно было заподозрить у обладателя столь большого и неповоротливого тела, Штерн вытащил тело «висельника» в измятых и покрытых коркой свежей крови доспехах, которые когда-то были серыми.

Дирк выругался себе под нос, забыв, что на нем нет шлема, но ни Юльке, ни Мертвый Майор не повернулись в его сторону. Оба наблюдали за тем, что осталось от их товарища. Если прежде у них могла оставаться надежда на то, что Жареный Курт серьезно не пострадал, оказавшись в гуще французских гренадер, то теперь она должна была растаять без следа, как облако шрапнели посреди ясного неба. Доспехи «висельника» были искорежены, точно долгое время служили вместо наковальни неумелому, но излишне сильному кузнецу. В них зияли многочисленные дыры, которые, судя по их размеру и форме, были оставлены топорами и чеканами. Жареный Курт лишился одной руки и одной ноги – сочленения доспехов были разорваны, виднелись лишь торчавшие наружу обрывки сухожилий, похожие на подгнившие и посеревшие пеньковые веревки. Стальная броня, способная остановить даже пулю, оказалась бессильна против разъяренной толпы и лишь продлила мучения «висельника». Шлем был искорежен еще больше, чем собственный шлем Дирка. Какое-то время он держался, но несколько ударов боевого молота сокрушили его, как куриное яйцо.

– Шевелится, – вдруг сказал Мертвый Майор.

Дирк присмотрелся и увидел, что разбитый «висельник» и в самом деле немного дергается. Едва заметно, но Мертвый Майор всегда был наблюдателен. У мертвых нет агонии, их тело не готовится к смерти, как у дышащего человека, поскольку уже мертво.

Это было плохо. Дирк заметил, что и Мертвый Майор, и Юльке, и Штерн молча смотрят на него, словно ожидая чего-то. Хуже того – он сам знал, что должен был сделать.

– Снимите шлем! – приказал он, не глядя ни на кого. – Может, его тело еще способно послужить Германии и Чумному Легиону.

Сама мысль о том, что это изувеченное тело, разорванное на куски, должно кому-то послужить, вызвала у него приступ злости, но он знал инструкцию Ордена, как знал ее каждый мертвец Чумного Легиона. Может быть, когда-нибудь кто-то из знакомых ему ребят будет точно так же стоять над ним самим и говорить те же слова. Может быть, это случится даже скорее, чем он надеется.