Господин мертвец. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Константин Соловьев cтр.№ 129

Клейн поинтересовался у Дирка, не стоит ли провести профилактическую работу, а именно – спустить с храбреца штаны и перетянуть его раз пять портупеей. Как он выразился, ученым людям здравые мысли обычно приходят в голову, а кто попроще, могут и иным местом их воспринимать. Дирк отказал, живо представив, какой шумихой это чревато. Фон Мердер, явно не испытывающий любви к Чумному Легиону, вряд ли оставит без внимания подобное самоуправство. И обернуться это может скверно, настолько скверно, что и заступничество тоттмейстера Бергера не поможет.

Поэтому Дирк приказал разоружить лазутчика и отправить обратно, что и было исполнено. «В следующий раз эти отпрыски фронтовых борделей объявят настоящий крестовый поход», – ворчал Клейн, глядя, как тот поспешно удаляется в сторону позиций полка.

Тоттмейстер Бергер уже неделю не показывался на глаза.

Дирк ощущал его присутствие так же отчетливо, как живой человек ощущает тяжелую вибрацию двигателя, возле которого стоит, вибрацию бесшумную, но отдающуюся во всем теле. Тоттмейстер не совершал инспекций, не проверял взводов, видимо полностью положившись в этом на своих подчиненных. Его мысли всегда были скрыты от мертвецов, и Дирку оставалось только догадываться, что поглотило внимание мейстера.

Иногда, когда в гости заглядывал лейтенант Хаас, Дирк осторожно пытался выведать, чем занят командир роты, но толковых ответов обычно не получал. Люфтмейстер по своему обыкновению редко бывал полностью трезв, предпочитая начинать день флягой вина, и под вечер, как подозревал Дирк, удерживал равновесие лишь с помощью управления воздушными потоками.

В сущности, Хаас был достаточно славным парнем, по крайней мере, он никогда не доставлял Дирку хлопот, что само по себе было ценным качеством. Иногда Дирку казалось, что он больше сочувствует люфтмейстеру, чем симпатизирует. В сочувствии тот нуждался не больше, чем штоф водки в розмарине, поэтому Дирк ограничивался исключительно короткими разговорами на отвлеченные темы, которые, похоже, магильеру были необходимы.

Несмотря на то что он числился командиром отделения связи и жил «при штабе», в нутре «Морригана» вместе с остальными тремя людьми, у него не было хороших отношений с офицерами.

Тоттмейстера Бергера он боялся и в то же время презирал, что неудивительно для представителей столь разных магильерских Орденов. Лейтенанта Зейделя, командира отделения управления, не выносил на дух, считая выслуживающимся болванчиком и тупым солдафоном. Интенданта Брюннера в глаза называл грязным мясником.

Иногда Дирку казалось, что в одиночестве Хааса виноват не его вздорный и язвительный характер или судьба, погубившая его карьеру и направившая в Чумной Легион, а сама воздушная стихия, которой тот был подчинен.

В Хаасе было что-то от беспокойного ветра вроде того, что встречается в предгорьях. Такой ветер рвется во все стороны света одновременно, терзая утесы и нагибая деревья, беснуется, как запертая яростная змея в тесной клети. Лишь затем, чтобы, выдохнувшись, дотлевать, в бессилии теребя траву едва ощутимыми порывами. Когда-то, наверно, в Хаасе клокотала энергия, это было заметно по его взгляду, смягченному и маслянистому от выпивки, в котором время от времени вспыхивала горячая искра. По упрямому острому подбородку, бледному как у самих мертвецов, по посадке головы, уверенной и вместе с тем небрежной. Если так, времена его ярости и несдержанности были позади. Сейчас он больше напоминал не беснующуюся стихию, а обвисший в безветрии парус, безвольный и мятый.

Он заглядывал в блиндаж Дирка ближе к вечеру, обычно без всякой на то причины. Больше ему идти было некуда – в офицерском клубе он никогда не был желанным гостем, в других отделениях ему тоже редко бывали рады. Он заходил, враз заполняя тесное пространство кислым винным запахом и тяжелой вонью подгнивших сапог, садился поодаль и наблюдал за действиями Дирка, лишь изредка вставляя слово-другое. По-настоящему пьяным Дирк его не видел. Поговаривали, до бесчувствия люфтмейстер напивается только в одиночестве. Сложно было понять, что заставляет его искать чужого общества, особенно общества мертвеца. Но такие разговоры отчего-то нравились им обоим, хоть и отличались обыкновенно сдержанностью.

– Поздравляю, – буркнул Дирку люфтмейстер Хаас как-то раз, вваливаясь в тесный блиндаж без приветствия, как, впрочем, поступал всегда. – Слышали про Вильгельмсхафен?

Дирк уже закончил ежевечерние «штабные занятия» и читал потрепанный том «Geschichte des Deutsch-Französischen Krieges von 1870–71» ^[77], одолженный у Йонера, с трудом прорубая просеки в однообразном тексте.

– И вам добрый вечер, Хаас, – сказал он, откладывая книгу. – Нет, не слышал. Два дня не был у телеграфа. А что делается в Вильгельмсхафене?

– Бунт, – сказал Хаас с каким-то болезненным удовольствием. – Всамделишный бунт там делается. Революция, если угодно. Линкоры «Гельголанд» и «Тюрингия» взбунтовались, матросы отказываются идти в бой, выдвинули требования… Подняли красные флаги, можете себе это представить?

– Могу. Мне нетрудно представить флаг любого цвета.

– Остроумно, унтер-офицер Корф. Интересно, останется ли это остроумие с вами, когда ребята фон Мердера тоже выкинут красные тряпки и полезут брататься с французишками. Думаю, это будет умильное зрелище.

– Тогда и посмотрим… Так что с бунтом?

– Из Вильгельмсхафена новости обрывочные, даже люфтмейстеры не знают, что там творится… Кажется, экипажи арестовали и отправили в Киль. Но чтоб меня черти взяли, если все так легко закончится. Кайзерский флот… Оплот германского могущества! Образец порядка и дисциплины! Фарс, нелепица. Проклятые матросики… Просидели всю войну в теплых портах, не высовывая носа, лапая портовых девиц и горланя песни. Пока мы тут в грязи… в дерьме…

Хаас откупорил свою извечную флягу, из которой пахнуло чем-то горьким и едким, едва не вышибив у Дирка слезу. Но вряд ли это было признаком вернувшегося обоняния. Скорее всего, лейтенант Хаас перешел с водки и вина на местный продукт. Интересно, за счет чего он его приобретал? На фронте бумажки с изображением кайзера давно уже использовали на самокрутки, а ценившегося фронтовиками имущества Хаас, никогда прежде не бывавший в бою, скорее всего не имел.

– Не впервой, – сказал Дирк, может быть, более легкомысленно, чем требовалось. – Матросы всегда шалят. У русских тоже началось с матросов.

– И можете полюбоваться, чем закончилось. Матросы вырезали царскую семью и только каким-то чудом не разнесли всю страну на черепки, как старый горшок. Сжигают церкви, вешают офицеров, устраивают погромы. Вот оно, матросское представление о государстве, можете полюбоваться… Перебить офицеров, обокрасть все, что плохо лежит, и спеть «Интернационал» на руинах! Теперь мы сможем наблюдать это вблизи!

Возбуждение люфтмейстера, подпитанное необходимым количеством алкоголя, бурлило, требуя выхода, как требует отдушины запертый ураган. Но как собеседник он все-таки в лучшую сторону отличался от графа фон Мольтке.