Господин мертвец. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Константин Соловьев cтр.№ 111

Фельдфебель Брюннер работал так, что можно было заглядеться. Движения его были ловки, как у фокусника, и всякий предмет, который оказывался в его тонких, необычайно подвижных пальцах, порхал в воздухе. Ни одного лишнего движения, только совокупность звуков, которые рождаются под его руками – отрывистые щелчки, бульканье, негромкий треск, иногда – звон потревоженного металла. Брюннер был профессионалом в своем деле и доказывал это каждой минутой, проведенной за работой.

И все же наблюдать за ним Дирк не любил. Это наблюдение рождало в нем отвращение, клубящееся где-то на самом дне восприятия, подобно грязно-желтым клубам иприта, ползущим по дну траншеи. Здесь, в мастерских интендантского взвода, он как никогда остро чувствовал ту пропасть, которая, начертанная незримым перстом Госпожи, пролегла между ним и обычными людьми. Наверно, каждый ощущал это по-своему, поэтому в интендантском взводе редко случались гости – кроме тех, которых подручные Брюннера стаскивали с передовой. Да и понятно, кому охота глядеть на этот разделочный цех…

– Жарко было сегодня, – сказал Брюннер вслух, не отрываясь от своей работы. Будучи от природы человеком живым и общительного нрава, фельдфебель редко видел гостей и не упускал возможности поболтать. – Ох и жарко же… Восемь часов на ногах, верите ли. Несут и несут. Только уж думаешь, что кончено, ан на тебе, еще тащат… Вощеных ниток последняя катушка осталась, эфира восемь склянок… Хуже, кажется, только под Верденом было. Страшное время, страшное время, господин Корф… Мертвецов свозили на грузовиках, штабелями, как дрова. Заглядываешь в кузов, а там все шевелится, как в садке после рыбалки… Стонут, кричат, даже плачут, бывает. И ведь собирали не глядя, бывало, что на грузовик по пять-шесть лишних рук попадет или там головы отдельно валяются… Я тогда в «Мертвой Страже» служил, а их в ту пору как раз на Бар-ле-Дюк бросили, и попали они там под фланкирующий огонь полевых батарей… Верите ли, господин Корф, запах у нас в интендантской части стоял такой, какого и на бойне не бывает. Неделю сам смердел, хотя в баню каждый день ходил. Трупный запах – он такой, въедливый… Оно, конечно, понятно, что въедливый. Я когда еще по гражданской части работал, в похоронном бюро «Клейнер и Мотт», этот запашок хорошо узнал. Формалин формалином, а смерть берет свое… Но тут… Бывает, таким смрадом надышишься, что свет не мил, шатаешься после смены как пьяный.

Болтая, Брюннер не отвлекался от работы. Перед ним на грубо сколоченном столе лежал солдат, судя по обрывкам мундира, из взвода «желудей» Ланга. Живот его был разворочен, судя по всему, шрапнелью. Отвратительная рана, ничуть не похожая на чистые аккуратные разрезы вроде тех, что демонстрируют студентам-медикам в анатомическом театре. Настоящее месиво из остатков внутренностей с белеющими тут и там осколками кости. Солдат уставился в потолок. Судя по его бесстрастному лицу, это было не первое его ранение. Фельдфебель Брюннер, морщась, ловко вытаскивал из его раскрытого живота ворохи внутренностей, орудуя своим специальным инструментарием – никелированными лопаточками, крючками и щипцами. Это получалось у него удивительно ловко, но Дирк старался не смотреть на мелькающие руки интенданта.

Кроме них троих в наспех вырытом блиндаже интендантского взвода никого не было – подручные Брюннера разбежались по расположениям взводов, занятые более мелочной работой, не требующей внимания фельдфебеля: ампутировали пальцы, вправляли суставы, зашивали небольшие прорехи. Судя по старым часам на гвозде, был седьмой час утра. Дирк, давно утративший необходимость спать, ощущал тупое оцепенение, свойственное всякому человеку, которого рассвет застает не в постели. Голова казалась вроде пустой снарядной гильзы, все еще гудящей после выстрела, наполненной ядовитым дымом гранатфюллюнга ^[67].

– Много моих было? – спросил Дирк поспешно, чтобы избежать очередной истории Брюннера. Присутствие молчаливого собеседника делало главу интендантского взвода опасно словоохотливым.

– Ваших… Да пятеро, считайте. В общем, все легкие. Где пару ребер оторвало, где сухожилия лопнули… С таким любой мясник справился бы, только и умеющий свинью разделать. А, погодите, Классен не из ваших ли?

– Из моих. Парню руку оторвало на моих глазах. Прямое накрытие.

– Оторвало начисто, – подтвердил Брюннер, с выражением брезгливого удивления вытягивающий из разорванного живота почерневший остов печени. – Как косой смахнуло. Ох уж эти осколки… С пулями одно удовольствие работать. Хотя какое тут удовольствие, сами понимаете… Дырочки аккуратные, с палец. Кость там расщепит, это случается, ну и на выходе, бывает, половину кишок вырвет. Но это работы на полчаса максимум. Собрать требуху в ведро, сшить на два стежка… Раз плюнуть, проще говоря. А вот снаряды – паршивая штука. Порядочная же сволочь их придумала… Разорвется, и вот тебе вместо человека набор рук да ног. Один шальной осколок – и голова с плеч. Скверная штука, что и говорить.

– Так что Классен?

– Руку не пришить, больно уж ловко угодило. Что смог, сделал, а дальше… Я, изволите видеть, не магильер, чудес не творю. Я даже не фельдшер, по хозяйственной части всегда служил… – Фельдфебель Брюннер с удовлетворением оглядел выпотрошенный живот и принялся набивать его смоченной в эфире ватой, которую с неизменным изяществом подхватывал с подноса пинцетом. – А парня вашего жаль, конечно. Классена этого. Убивался сильно. Боится, что без руки мейстер его подчистую демобилизует… Солдату по уставу две руки положено, а одна рука это, понятно, маловато.

– Никто его не демобилизует, – сказал Дирк, глядя в сторону. – Если понадобится, я лично обращусь к мейстеру. Классен хороший парень, еще послужит у меня.

Брюннер не ответил, лишь прогудел что-то беззвучно полными губами. От многочасового труда его широкий лоб был усеян каплями пота, фартук, обтягивающий массивный торс, напоминал палитру художника, рисующего свежую пашню, – сотни оттенков коричневого, серого, черного и багрового. Будучи одним из пяти живых людей в роте, он взял за правило никогда не спорить с мертвецами. Сейчас фельдфебель явно имел свое мнение относительно судьбы Классена, но не собирался его отстаивать. И Дирк был ему за это даже благодарен.

– Стрельба стихла, – заметил Брюннер, откладывая поднос и берясь за дратву с иглой. – Слышите?

Дирк прислушался. И верно, стрельба на поверхности прекратилась. Всю ночь пушки крыли беглым огнем и выли минометы – французы, отводя с захваченных позиций уцелевших, поставили плотную огневую завесу, опасаясь, что противник разовьет наступление. К счастью, фон Мердер решил этого не делать, резонно предположив, что «Веселые Висельники», ставшие острием удара, порядком выдохлись, а собственные силы еще не оправились достаточно от поражения накануне, чтобы развивать наступление. Поэтому штаб принял верное решение, приказав занять отбитые у французов позиции и укрепиться там, вернув, таким образом, ситуацию к status quo.

Прекращение канонады не порадовало Дирка, напротив, в густой тишине, пришедшей на смену грохоту разрывов, ощущалось что-то беспокойное, опасное. Обычное дело для фронтовика, берлинские врачи даже придумали для этого какое-то специальное название, что-то вроде «синдрома внезапной тишины». Человек, привыкший к рваному ритму артобстрела, к фонтанам земли и каменному крошеву, во внезапно наступившей тишине видит знак гибели.