Она была ему благодарна — за то, что не бросил одну, за грубоватую манеру выражать сочувствие. Он оставил ее справляться со своим горем и потрясением — или что там она сейчас испытывала — тем способом, который она сама выбрала. В дружбе и любви это незаменимое качество.
Дружба и любовь. Теперь она уже не сомневалась, что между ними есть и то и другое.
Ей предстоит много с чем разбираться — с собой, с матерью, со всеми жителями городка. С полицией.
Не было смысла рассуждать об этом сейчас. Времени на рассуждения у нее будет предостаточно. Когда вернется в Лунаси.
Она решила, что до отлета либо она найдет Нейта, либо он — ее. А пока что надо выпить кофе.
В ресторане подавали завтрак, причем посетителей было немало. Дешевые номера и вкусная еда привлекали сюда множество летчиков и проводников, использовавших Анкоридж как стартовую площадку. Тут было много знакомых лиц.
Потом она увидела Нейта.
Он сидел один в кабинке в углу зала. Место выигрышное, из чего можно было заключить, что он тут давно. Перед ним была кружка кофе и газета. Но кофе он не пил и газеты не читал. Он был далеко отсюда, погружен в свои мысли. Мрачные, горестные мысли.
Она смотрела на него через весь зал и думала о том, что в жизни не видела более одинокого человека.
О чем бы ни была его грустная история, она, несомненно, наложила на него неизгладимый отпечаток.
Мег двинулась в его сторону, но тут ее окликнули. Она ответила приветственным взмахом руки и увидела, что Нейт очнулся. Было видно, как он берет себя в руки, поднимает чашку, делает глоток — и лишь после этого оборачивается. Он улыбнулся.
Улыбка искренняя; а глаза погружены в себя.
— Ты так крепко спала…
— Да, очень. — Она устроилась напротив. — Поел уже?
— Нет еще. Ты знала, что многие люди раньше ездили сюда из Монтаны, чтобы работать на консервных заводах?
Она взглянула на газету и на заголовок статьи.
— Вообще-то, да. Там платят неплохо.
— Да, но стоит ли это того, чтобы изо дня в день проделывать этот путь? Я думал, в Монтане живут те, кто хочет разводить лошадей или скот. Или работать со скаутами. Согласен, это слишком общо, но…
— Ты типичный мальчик с Восточного побережья. Привет, Ванда!
— Мег! — Нагловатая официантка лет двадцати поставила на стол еще одну кружку с кофе и достала блокнот. — Что тебе принести?
— Два яйца в мешочек, канадский бекон, картофельные оладьи и пшеничный тост. Как Джокко?
— Я его выгнала.
— Говорила я тебе, он неудачник. Ты что будешь, Бэрк?
— А… — Он прислушался к организму, особого аппетита не обнаружил, но решил, что он придет во время еды. — Омлет с ветчиной и сыром, пшеничный тост.
— Есть такое дело. Я теперь встречаюсь с парнем по имени Байрон, — сообщила девушка Мег. — Он пишет стихи.
— Ну и к лучшему.
Ванда удалилась, и Мег опять повернулась к Нейту:
— Вот тебе к вопросу о консервных заводах. Когда Ванда была ребенком, ее родители как раз нанимались сюда на сезонную работу. И она здесь лето проводила. Ей тут нравилось, в прошлом году насовсем переехала. У нее есть слабость — вечно находит себе каких-то придурков, а в остальном она в порядке. О чем ты думал, когда я пришла?
— Да ни о чем. Коротал время за газетой.
— Неправда. Но поскольку вчера ты мне здорово помог, я приставать не буду.
Он не стал возражать, она не стала давить. И не стала гладить его по щеке, хотя желание такое было. Когда у нее было тяжело на душе, ничье утешение ей не требовалось. И она решила поступить с Нейтом так же, как хотела, чтобы поступали в такой ситуации с ней.
— У нас еще дела до отъезда есть? Если задерживаемся, я попрошу кого-нибудь заехать собак покормить.
— Я звонил в полицию штата. Дело ведет некий сержант Кобен, во всяком случае — пока. Он, наверное, захочет с тобой поговорить — а потом и с твоей матерью. Большого прогресса ждать не стоит, пока не доставят тело. Еще я звонил в больницу. Состояние ребят удовлетворительное.
— Ты много успел. Скажи, шеф, ты обо всех заботишься?
— Нет, только по мелочи.
Вранье Мег за версту чуяла, даром что жила в Лунаси.
— Она тебе здорово насолила? Бывшая жена?
Он поерзал.
— Пожалуй.
— Не хочешь рассказать? Разделаться с ней раз и навсегда, пока мы завтракаем?
— Да нет.
Она подождала, пока Ванда выставит на стол еду и подольет кофе. Потом занялась яйцами, не утруждая себя тем, чтобы подбирать вытекающий желток.
— Так вот. В колледже я спала с одним парнем. Красавец, ничего не скажешь. Глуповатый, но невероятно выносливый. Он принялся полоскать мне мозги. Дескать, мне нужно больше пользоваться косметикой, лучше одеваться, поменьше спорить. И все в таком роде. При этом он признавал, что я красавица, умная и сексуальная, но если следить за своей внешностью, будет еще лучше.
— Ты не красавица.
Она рассмеялась, в глазах сверкнули искорки.
— Замолчи! — Она откусила тост. — Я рассказываю свою историю.
— Ты лучше, чем просто красавица. Красота — это всего лишь удачное сочетание генов. Ты… ты живая. Неповторимая. Это изнутри, это намного сильнее красоты. Вот мое мнение, если, конечно, оно тебе интересно.
— Ого! — Она удивленно откинулась к спинке. — Любая другая на моем месте от подобных признаний лишилась бы дара речи. Я же потеряла мысль. О чем я говорила?
— О тупом студенте, с которым ты спала.
— Да, верно. — Мег принялась за оладьи. — Вообще-то, он был не единственный, но мне тогда двадцать лет было. И эти его пассивно-агрессивные выпады стали меня раздражать — особенно когда я узнала, что он пялит безмозглую богатую курицу с силиконовыми сиськами.
Она умолкла и продолжила завтракать.
— И что ты сделала?
— Что я сделала? — Она глотнула кофе. — В следующий раз, когда мы с ним были в постели, я измочалила его по первое число, а потом подмешала ему снотворного.
— Ты его усыпила?
— Да, а что?
— Да нет, ничего.
— Я наняла двух ребят снести его вниз и уложить в большой аудитории. А сама надела на него вызывающее женское белье — лифчик, пояс, черные трусики. Это было смело, конечно. Накрасила ему губы и глаза, подвила волосы. Сделала несколько снимков, чтобы потом выложить в Интернете. Когда в восемь часов стали собираться на лекцию студенты, он все еще спал. — Она доела яйцо. — Ну и цирк был, доложу тебе. Особенно когда он проснулся, смекнул, в чем дело, и стал верещать, как девица.