– Какого еще кабана? – заинтересовался Олег, но незнакомка махнула рукой и ответила:
– Это неважно!
– Как это – неважно? – возразил Мономах. – Вы мне, возможно, жизнь спасли!
– Глупости! – тряхнула головой женщина. – В это время года они не представляют опасности! Вот если зимой – другое дело, гон у них тогда. А летом бояться их незачем.
Мономах вовсе не был в этом уверен: до сих пор, вспоминая встречу с диким и свирепым на вид животным, он ощущал, как мелкие волоски на руках встают дыбом!
Олег представил их друг другу. Таинственную спасительницу Мономаха и, по удивительному стечению обстоятельств, его старшего брата, звали Ульяной.
– Я никогда не любила Костю, – спокойным, размеренным тоном рассказывала она, когда все втроем, сидя за столом, пили крепкий чай с ароматными травами, которые Ульяна насобирала в лесу. – Меня ведь фактически продали ему – как вещь, понимаете? Мне едва-едва стукнуло семнадцать, я хотела окончить школу и поехать в Питер учиться дальше…
– Почему же не поехали? – спросил Мономах.
– У матери нас было семь человек, я – самая старшая. Отец пил – чтоб ему на том свете пусто было, – бил маму, а она не могла от него уйти – некуда. Мама сказала, что я должна помочь семье. Костя считался завидным женихом, хотя и намного старше меня, ведь он почти не выпивал, да и деньги у него водились. Как он нажил их, никого не интересовало – все знали, что он сидел! Если бы я не согласилась, мать выставила бы меня из дому. На самом деле, так было бы лучше, – тихо добавила Ульяна после паузы, опустив голову и глядя на свои сложенные на коленях руки. Будучи травматологом-ортопедом, Мономах всегда обращал внимание на конечности людей: у нее были широкие, натруженные ладони с узловатыми пальцами и ногтями, обкусанными по самое мясо. Ульяна выглядела старше своего возраста – по-видимому, сказывались нелегкая жизнь и тяжелая работа.
– Продолжай, пожалуйста, – мягко положив ей руку на плечо, попросил Олег. Его низкий, глубокий голос подействовал на женщину успокаивающе, и она вновь заговорила:
– Поначалу семейная жизнь складывалась не так уж и плохо. У Кости и его матери с отчимом было крепкое хозяйство, и мы практически полностью себя обеспечивали продуктами. Работать приходилось много, зато я была сыта, что редко случалось, когда я жила с родителями, – я даже могла время от времени подкидывать братьям и сестрам то молоко, то мясо, то овощи, хотя мать Кости возражала против этого, и я прибегала к разнообразным уловкам, чтобы продолжать помогать семье. Отец требовал денег, но я не давала – он все равно бы все пропил. Поэтому он продолжал бить маму, но ей, по крайней мере, было уже не так тяжко материально!
Мономах знал, что многие люди в его стране живут тяжело, особенно женщины. Они испытывают трудности – терпят насилие, моральное и физическое, вынуждены в одиночку поднимать детей, не получая алиментов от бывших мужей, но столкнуться с такой проблемой лицом к лицу, говорить о ней с человеком, считавшим такую жизнь нормальной, – другое дело. Мономах слушал, и в его душе поднималась волна жалости и гнева (в последнее время он так часто испытывал эти эмоции, что уже начал привыкать).
– Костя неплохо ко мне относился и редко поднимал руку, – продолжала Ульяна. – На самом деле, его почти не бывало рядом, через полгода после свадьбы он снова сел, и вот тогда начался настоящий ад: его мамаша принялась изводить меня постоянными придирками. Они с гражданским мужем решили, что всю работу, включая уход за скотиной, должна выполнять только я. В Костином присутствии они трудились честно, видимо, опасаясь его недовольства, однако с его уходом свалили все на меня и начали квасить на пару. Я тогда как раз узнала, что беременна, но мне приходилось таскать тяжести, а свекровь и ухом не вела: стоило мне заговорить о том, что нужна помощь с их стороны, она говорила: «Да на тебе пахать можно!» И они допахались – я потеряла ребенка. Костя пришел в ярость, когда узнал, но что он мог сделать из-за решетки-то? Нам были разрешены свидания, и я снова забеременела, но все случилось ровно так, как в прошлый раз – тяжелая работа, никакой помощи от свекра со свекрухой, кровотечение и потеря ребенка. Когда вернулся муж, он первым делом избил отчима, да так, что тому потребовалась медицинская помощь. Свекровь уговорила мужа не заявлять, и в тот раз Косте все сошло с рук. Он очень хотел сына, но я больше не беременела. Прошла обследование, и мне сказали, что я, скорее всего, больше не смогу иметь детей. Тогда муж изменился и ко мне – начал поколачивать. Не так, как отец бил мать, но довольно ощутимо… Потом они с отчимом снова подрались, и тот умер в больнице. Костя отправился в тюрьму. А я узнала, что снова беременна. Только это меня и спасло, иначе я бы умом тронулась с вечно пьяной свекровью, обвиняющей меня в смерти сожителя!
– Вас? – переспросил Мономах.
– Ну да, она ведь не могла обвинять Костю! Во-первых, он ее родной сын. Во-вторых, кормилец в семье: хоть и проводил на свободе всего ничего времени, а сумел кое-что припрятать, чтоб мы не бедствовали… И потом, она его боялась, ведь он и ее поколачивал – за пьянку или просто под горячую руку. По всему выходило, обвинять и гнобить меня гораздо легче! Но я больше не собиралась терять ребенка и перестала обращать внимание на ее ругань и придирки: мне было уже за тридцать, и я понимала, что это, возможно, мой последний шанс родить. К счастью, все прошло гладко, и на свет появился Данилка!
И тут у Мономаха пазл сложился: Константин и Данилка, вечно пьяная бабушка – он же навещал именно этого мальчика! Он уже собирался об этом сказать, но Ульяна еще не закончила.
– За то время, что муж находился в местах лишения свободы, я научилась как-то ладить со свекровью. Я давала ей водку, а она меня не трогала – так и сосуществовали. Но вернулся Костя, и все изменилось. Явился он не один, а в компании некого Досифея и еще нескольких человек – как я поняла, они познакомились в колонии-поселении. Поначалу я не придала этому значения: Константин все время пропадал где-то, а по возвращении говорил, что Досифей – он называл его «отец Досифей» – купил поблизости землю и строит там общину. Меня это, признаться, удивило, ведь муж не верил ни в Бога, ни в черта!
– Может, в тюрьме он пересмотрел свои взгляды? – предположил Мономах.
– Вряд ли, – покачала головой собеседница. – Он нисколько не изменился после отсидки! Постепенно я поняла, что Досифей придумал, как это называется…
– Мошенническую схему, – подсказал молчавший до сих пор Олег.
– Точно, схему! – закивала Ульяна. – Константин лично мне ничего не рассказывал, но я иногда слышала его разговоры с Досифеем по телефону…
– Погодите, здесь же не берет сотовая связь! – перебил женщину Мономах.
– Так они не по сотовым, – ответила она, – у них такие специальные рации, а потом есть места, где сигнал проходит – надо знать просто… Так вот, из их бесед я поняла, чем они там занимаются. Но мне, в сущности, было без разницы: я приняла решение от мужа уходить.
– Он продолжал вас избивать?