Люди и боги - читать онлайн книгу. Автор: Роман Суржиков cтр.№ 129

— Вы шутите?!

— Если б я шутил… — начал Джемис, но не смог придумать достойной остроты. — Тьма. Я говорю серьезно. Михаэля надо прирезать, иначе жди беды.

— Позвольте, я это сделаю, милорд, — вызвался Квентин, берясь за кинжал.

— Милорд желал испытать мою доблесть! — Артур Близнец метнул руку на эфес. — Позвольте мне!

Капитан Лид укоризненно качнул головой:

— Кайры, хватаясь за мечи, вы только выдаете свою неопытность. Если желаете тихо убрать часового, то лучше гарроты не найти. Вот, взгляните…

Лидский Волк открыл было сумку, Эрвин остановил его взмахом руки:

— Довольно, никто не тронет Михаэля! Он — честный перебежчик. Нужно верить людям!

— Простите, милорд, но опыт учит меня обратному. Ставь на честность — разоришься, ставь на подлость — разбогатеешь.

— И то правда, — кивнул Джемис, доставая из кошеля золотой эфес. — Предлагаю пари: к моменту смены вахты Михаэля не будет. Кто поддержит ставку?

Квентин и Обри усмехнулись — мол, нашел простаков. Артур Близнец с отвращением поджал губы:

— Убить подлеца! На Звезде ему найдется место — в сточной канаве!

И вдруг подал голос отец Давид:

— Принимаю вашу ставку, кайр.

Джемис хохотнул:

— Отче, я не стану грабить! Это все равно, что красть из храма.

— Конечно, не станете, кайр. Ведь выиграю я.

Лиллидей смерил Давида оценивающим взглядом.

— Думаете, вы хорошо знаете людей, поскольку вы — священник?

— Люди части приходят ко мне в сомнениях и в горе. И то, и другое раскрывает душу.

— А я — воин. Я тоже вижу людей в горе, но кроме того — в бою. Хочешь узнать человека — взгляни на него, когда смерть берет его за глотку!

Давид смиренно поднял ладони:

— Я признаю, кайр: опытные воины хорошо видят людские души. В этом деле они не уступят служителям церкви. Но вы проиграете пари не священнику, а комедианту.

Эрвин, Джемис, капитан Лид и даже Стрелец — все уставились на отца Давида.

— Вы — не священник?!

— У меня два ремесла, господа. И первое, на мой взгляд, ничем не хуже второго.

Чувствуя на себе полное внимание, Давид пустился в рассказ.

Десять лет было мальчонке тогда. Его отца с группою других комедиантов позвали выступить для булочной гильдии в Тойстоуне. По городской мерке, актеры — люди маленькие, стоят выше чистильщиков обуви, но ниже блудниц. А актер-мальчишка — и вовсе мелюзга. Давида никто не замечал в упор, кроме тех немногих секунд, когда он играл. Роль его сводилась вот к чему. Отец Давида — здоровила, каланча — отыгрывал задиру и часто грозил кулаком другим актерам. Но если доходило до драки, отец не бил сам (что было бы слишком предсказуемо), а звал сынишку и говорил: «Ну-ка, дай ему под зад!» Давид выбегал на сцену — худенький, бледный заморыш. Зрителей пробирал смех от одного уже контраста с батей. А Давид делал злобное лицо, свирепо выпячивал челюсть: «Кому дать?! Вот этому?! Да запросто!» Разбегался с яростным кличем, подпрыгивал и пинал. Ступня-то крохотная, как кулачок у барышни… Зрители покатывались от хохота.

Булочники праздновали день Изобилия — самый для них долгожданный. Актерам от щедрот налили вина еще до выступления, Давиду тоже перепало, он осмелел. Вышел на сцену — все хохотнули, и он решил растянуть короткую славу. Стрельнул глазами по зрительским рядам, выхватил одного мастера — пухлого, как мешок с мукой, приметил и второго — угрюмого, брови к переносице. Спросил отца: «Мне как ударить? Как вон тот господин или как этот?!» Среди актеров было принято: откатывать нельзя, если кто начал шалить — подыгрывай. И отец подыграл, ткнув пальцем в толстяка: «Давай как этот». Давид медленно пробежал через сцену, тяжело топая ногами, задыхаясь — уф-уф-уф. Пнул, ухнул, утер лоб. Зрители разразились смехом. Только угрюмый мастер не смеялся. Встал и сказал: «А теперь, малец, ударь как я». Давид не знал, лишь потом сказали: был это старейшина всей гильдии, злой и мстительный тип, увидишь — пройди стороной. Давид повернулся к нему и ощутил незримый мрак чужой души. Сам потемнел, дерзость и хмель сняло рукою. Давид свел брови, как старейшина, чопорно выпрямился, как старейшина, сжал губы в шрам, как у старейшины было. Подошел к актеру, которого следовало стукнуть. Руки не поднялись, приросли к бокам. Давид только вздернул подбородок и хлестнул актера взглядом. Тот упал. В гробовой тишине старейшина гильдии посмотрел на Давида… Дернул ртом, наметив улыбку, раскрыл ладони и четырежды хлопнул. Тогда остальные рискнули рассмеяться.

Этот старейшина потом подозвал его и спросил:

— Как ты выведал, что я никого никогда не бью?

Давид теперь-то знал, с кем говорит. От страха язык заплетался:

— Добрый господин, я не знал… Я просто понял, что, ну… при вашем высоком положении, махать кулаками… вроде как, ниже достоинства…

И старейшина дал ему целую глорию, не зная, что малец солгал. Давид не думал ни о каком достоинстве, он просто прочел характер мастера. Сыграл его тело — и так понял душу.

Потом, на других выступлениях, он делал это раз за разом, и успех шел по пятам. Больше не полагаясь на удачу, рассматривал зрителей загодя, выбирал колоритных, зеркалил, вживался в их шкуры. Выходил — и играл. Пинать уже никого не приходилось, не затем уже его звали. Мальчик-зеркало — такое стало прозвище. Говорили о нем: «Сыграет — как скульптуру слепит!» Смеялись до упаду, но это малая заслуга: легко рассмешить хмельной народ на праздник. Но громче всех хлопал тот, кого Давид лепил, — вот в чем был истинный успех.

Даже теперь, когда жизнь трижды вывернулась наизнанку, это умение осталось при нем, словно лучший инструмент мастера. Вжиться в шкуру человека и понять его, как себя самого.

Пока Давид рассказывал, совсем стемнело. Северяне заслушались так, что думать забыли про альмерского шпиона.

— Вы прошли удивительный путь, отче, — выразил герцог общее мнение.

— Речь не обо мне, — скромно ответил Давид, — а о сире Михаэле. Я полагаю, он — честный человек, и после смены вахты сразу вернется к нам.

Странное дело: слова Давида чем-то опечалили герцога. Он сделался молчалив и почти не участвовал в дальнейшей беседе. Артур Близнец забрасывал Давида вопросами об актерской жизни, Обри хотел узнать, как же Давид стал святым отцом, Джемис кормил Стрельца кашей с кусочками сала, а Хайдер Лид достал-таки гарроту и нахваливал ее Квентину. Эрвин сидел тихо, смотрел на Звезду в черном небе и ощущал, как грудь наполняется тяжелым и горьким песком.

Первая вахта окончилась в полночь. Отец Давид выиграл эфес у кайра Джемиса. Альмерец Михаэль сдал пост и вернулся к столу.

— Позвольте приступить к ужину, милорд.

— Да, конечно…

— А как поем, не желаете ли партейку в прикуп? У меня и карты имеются.