Лори взяла два печенья. Одно положила на стол, а второе рассеянно сунула в рот и принялась жевать, задумчиво перебирая тюбики с глазурью.
– Пусть будет жёлтый, – решила она наконец. – Жёлтый цвет самый лучший. Розовый слишком слащавый, от зелёного у меня сводит зубы, а синий вообще для еды не подходит.
– Хорошо, – безропотно согласилась Эмили. Ей самой нравилась розовая глазурь, но если Лори собиралась учить её правильно писать, Эмили было всё равно, каким цветом.
– Держи тюбик, – велела Лори. – Будем вместе писать. Нет, крепче держи! – Она прижала пальцы Эмили к тюбику, накрыв её руку своей ладонью, и начала писать название месяцев прямо на шоколадном печенье. – Когда будешь делать работу в тетрадке, представляй, что ты пишешь глазурью, – пробормотала она, выводя буквы.
Эмили была уверена, что названия всех двенадцати месяцев не поместятся на печенье, но Лори писала мелким бисерным почерком, словно обычной шариковой ручкой, и глазурь ложилась на шоколад тонкими линиями и завитками, которые складывались в слова.
– Почувствуй вкус сахара… – Голос Лори тоже был сладким, и в воздухе отчётливо пахло карамелью. Кухню окутала лёгкая дымка магии, словно взвесь мелкой сахарной пудры.
– И что теперь? – прошептала Эмили, когда Лори дописала «декабрь» и нарисовала по краю печенья орнамент из звёздочек.
– Теперь ты его съешь!
Эмили посмотрела на сестру с подозрением:
– А я точно не превращусь в жабу?
Лори изобразила искреннюю обиду:
– Конечно! Нет!
– Хорошо… Надо съесть всё печенье?
– Да! Иначе ты выучишь лишь половину слов!
Эмили взяла печенье. Она чувствовала, что оно буквально заряжено магией. Пальцам было немного щекотно, а само печенье пахло просто чудесно: сладко, но не приторно. Эмили очень надеялась, что это было настоящее волшебство, а не глупый розыгрыш, придуманный Лори от скуки. Она осторожно откусила кусочек печенья, и её рот тут же наполнился восхитительной сладостью. А вместе с ней пришло ощущение слов, пляшущих где-то на краешке сознания, но пока далеко – не дотянуться. Эмили откусила ещё кусочек. Слова из сахарной глазури выстроились перед мысленным взором в одну чёткую линию.
Эмили быстро доела печенье.
Лори выжидающе посмотрела на неё:
– Ну как? Получилось? Как пишется «сентябрь»?
Эмили проглотила последний кусочек, облизнула губы и радостно улыбнулась. Она знала, как пишутся эти слова. Она знала, знала! Это было потрясающее ощущение.
– Сен-тя-б-рь.
– Ну вот. – Лори кивнула, довольная результатом. – Видишь, как просто. Теперь ты запомнила их навсегда.
Эмили обняла её:
– Спасибо, Лори! Знаешь, что самое странное? Мне кажется, что я чувствую их на вкус. Каждое слово. Июнь – он как свежая земляника.
– А февраль – как противное мясное рагу с жирной подливкой? – Лори поёжилась. Она ненавидела холодное время года.
– Нет. Скорее как пастилки от кашля. И он всё равно трудный для написания. Может, поэтому не такой вкусный. – Эмили села на стул рядом с Лори, положила руки на стол, а подбородок на руки. Ей было приятно сидеть рядом с сестрой: даже не разговаривать, а просто молча сидеть и мечтать о своём. Но потом она кое-что вспомнила и спросила: – Слушай, ты помнишь, что вчера сказал папа? О том, что мама за нас волнуется.
– Мама вечно волнуется по пустякам. – Лори зевнула. – Ты сама знаешь. Все мамы такие.
– Да, но папа сказал «особенно теперь». Почему именно теперь?
– Он так сказал? – нахмурилась Лори. – Не знаю… Но мама и вправду какая-то странная. Ты не заметила?
Эмили с беспокойством взглянула на Лори:
– Чем странная?
– Просто странная. – Лори рассеянно взяла со стола тюбик с глазурью и принялась вертеть его в руках. – Какая-то не такая…
– Она опять плакала, – раздался голос Юлы у них за спиной, и Эмили вздрогнула от неожиданности.
– Ты давно тут стоишь?
– Не очень. – Юла уселась рядом с Эмили, ласково провела рукой по её тёмным волосам и накрутила на палец кудрявую прядку. – Но ты права. Что-то с ней происходит.
– Прямо по-настоящему плакала? – нахмурилась Лори, и Эмили встревоженно обернулась к Юле. Она ни разу не видела, чтобы мама плакала. Но в последние несколько раз, когда она приходила в мамину мастерскую, чтобы побыть с ней вдвоём и порисовать пастельными мелками, Ева была непривычно задумчивой и молчаливой. Но не грустной, нет – Эмили была почти уверена.
– Может быть, она плакала не от чего-то плохого… – прошептала она, надеясь, что Юла и Лори поймут, что она хочет сказать.
– Может быть. Но она стала какая-то слишком чувствительная. Всё время пытается обнять Стрижа. А его это бесит, – сказала Юла.
Это правда: Стриж не любил обниматься. Он вырывался, сердито ворчал и корчил рожи, но Ева всё равно продолжала его обнимать, словно не замечая его недовольства. И не только Стрижа, но и Эмили тоже. Ева её обнимала по сто раз на дню, гладила по волосам и целовала в макушку. Мама всегда была ласковой и не стеснялась в проявлении своих чувств, но в последнее время её нежности проявлялись как-то уж слишком бурно.
– Что с ней такое? – встревоженно проговорила Эмили. Она вспомнила о своих страхах в начале лета, когда ей казалось, что мама с папой ведут себя как-то странно. Она всерьёз опасалась, что они собираются разводиться. Родители её лучшей подруги Рейчел недавно развелись, и странная атмосфера в доме Пероу очень напоминала рассказы Рейчел о том, что происходило у них в семье перед разводом родителей. – Они с папой… они не поссорились?
Но как только Эмили произнесла это вслух, она сама поняла, что сказала глупость. Юла и Лори уставились на неё как на ненормальную. Их родители были безоговорочно счастливы вместе, пусть даже и не согласны друг с другом в каких-то вещах, например в том, стоит ли разрешать детям использовать магию в полную силу.
– Нет. – Юла твёрдо покачала головой. – Но что-то явно происходит. Я ненавижу секреты. Если это не мой секрет, – добавила она с раздражающе самодовольным видом. На мгновение её окутала лёгкая розовая дымка. Розовый – очень самодовольный цвет. Платье Юлы стало заметно розовее с тех пор, как она переоделась после школы. По подолу рассыпались крошечные сверкающие блёстки – они возникли из ниоткуда, буквально у Эмили на глазах. Юла хихикнула и закружилась на месте, блёстки вспыхнули яркими искрами.
– Что ты там делаешь у себя в комнате? – спросила Лори. – Ты должна мне рассказать, мы же сёстры. Не просто сёстры, а близнецы, – добавила она, глядя на Эмили.
– Нет, – ответила Юла, пряча самодовольную улыбку. – Это секрет. Я ничего никому не скажу, пока не будет готово. Кстати, на всякий случай… – Она щёлкнула пальцами, переключая мысли сестёр на что-то другое, никак не связанное с её комнатой и её секретом. Эмили увидела, как к ней плывёт облачко крошечных звёздочек янтарного цвета, и ей вдруг отчаянно захотелось выпить чаю. Она сама не заметила, как поднялась из-за стола, открыла дверцу буфета и потянулась за чашкой.