Я вернулся к девчонке с деформированным черепом — она уже поднялась. Из вмятины на левом виске сочилась кровь, глаз выдавило из глазницы.
Бита обрушилась на темя, и ее череп лопнул по шву. Второй удар сплюснул лобную кость. Третий — вбил ее в мозг. Четвертый — превратил лицо в отбивную.
Я работал как машина, не чувствуя усталости. На! И вот еще. Получи!
Да что ж такое, сдохни, наконец, котлета ты несчастная! Зомби валялась на траве, я крошил ее череп, а она продолжала функционировать!
Мельком взглянув назад, я отметил, что Макс бьет белобрысого зомби копьем, а Сергеич вяло тычет вилами ему в живот.
Очередной удар — и по телу моей зомби прокатилась волна судорог. Сдохла! Неужели?! Пот лился градом, сердце колотилось, выдавая под двести ударов в минуту. Хотелось упасть и судорожно хватать ртом воздух, но нет, оставалось еще незаконченное дело.
С трудом подавив желание ударить битой Сергеича, я помог им упокоить белобрысого, упал на колени на газон, вдохнул, выдохнул, глянул на Макса.
— Да вот, — он приложил руку к синей гематоме на скуле. — И вот…
Из разорванного выше колена скотча лилась кровь, висели клочья кожи, ошметки мяса. Белела то ли кость, то ли хрящ… В глазах потемнело, я сглотнул. Одно дело — бездушных мочить, другое — когда живой человек страдает.
— Как же так? — хрипнул я.
— А ты гля, какие у нее когти, — пожаловался Макс. — И силы в пальцах — о-го-го.
На рану он не смотрел — и правильно делал, от такого и в обморок отправиться недолго.
— В каком мешке аптечка? — вызверился я на Сергеича, обложил его матом так убедительно, что он бросился ее искать к дальнему мешку.
Мы столько раз их ставили-поднимали, что уже и не скажешь, где чей. С каждой секундой во мне все больше разрасталась злость на Сергеича. Что тебе, падла, мешало помочь? Не покалечился бы парень — у него-то регенерация обычная.
Аптечка оказалась в том мешке, что ближе всего ко мне, — черный маленький чемоданчик с красным крестом, еще запаянный. Вскрыв его, я понюхал пузырьки, почитал надписи, нашел дезинфицирующий раствор. Затем осмотрел рану Макса: так и есть, квадрицепс располосован, видна кость. Хвала богам, связки целые, иначе Макс не смог бы ходить. Со словами: «Держись, Макс, будет больно», — залил в рану раствор.
Парень взвыл, чуть меня коленкой по носу не ударил, закрутился волчком на здоровой ноге. Кровотечение было несильным, реанимационных мероприятий не требовалось, я встал, развернулся к Сергеичу, наблюдавшему из-за моего плеча.
Тяжело дыша, двинулся к Горбачеву. Разум отступал под натиском ярости, в голове билась одна мысль: «Не убивать. Только не убивать». Электрик воинственно выпятил впалую грудь, перехватил кирку, вилы отбросил как менее убойное оружие.
— Э, вы чо? — хрипло крикнул в спину Макс. — Вы только сами не передеритесь! Мы ж это… команда. Ден, забей ты на него!
Я поджал губы, переложил биту из руки в руку и прошипел:
— Ах ты ж крыса!
— Чё это? — усмехнулся Сергеич. — Я тебе служить не нанимался, а мне мочить для тебя гадов, башку подставлять резона нет. Или не так? Я, может, как Максимка хочу. Это, как его, ливельнуться! С хера ли ты чистильщик, а мы — нет?
Я сжал челюсти, уже с трудом сдерживая желание убить его. Размозжить башку, рождающую такие гнилые мысли. Макс поднялся, пошатнулся и поковылял-попрыгал к нам, стараясь не ступать на раненую ногу. Поскреб лоб и сказал:
— Сергеич, вот щас ты реально неправ.
Посмотрев на его рану — она выглядела ужасно, — электрик поморщился:
— Ты мне недавно расписывал, какой крутой стал. Я, можно сказать, дал тебе шанс доказать это, ответить за базар.
— Гнилой ты мужик, Миша, — сказал я.
— От гнилого слышу! — взъярился Сергеич. — На хер вы, щеглы, мне не вперлись, сам справлюсь!
— А ведь это идея, — прищурился я. — Без твоей подсказки я и не подумал бы оставить живого человека на верную смерть. Спасибо. Теперь понимаю, что мне не нужна проблема.
— Правильно, пусть валит, — неожиданно отреагировал Макс. — Пусть другим проблемы создает, падла.
Горбачев открыл было рот, чтобы возразить, но встретился со мной взглядом и поперхнулся словами. Да и искренняя злоба обычно бесконфликтного парня его, похоже, поразила до глубины души.
— Сдается мне, расходятся наши дорожки, — холодно проговорил я, тогда как внутри клокотала, рвалась наружу ненависть.
— Кароч, это… — выдавил Сергеич. — Гадом буду…
— Что?
— Виноват, бес попутал, мужики. Звиняйте. Моча в бошку ударила, зависть к вам обоим. Я в этих ваших играх не шарю, но кое-что уразумел. У вас обоих, парней, вы уж не обижайтесь, совсем небоевых, с этим вашим тырфейсом не просто дух боевой появился. Сильнее вы стали. Максимка вон вообще весь выздоровел… ну, до этих двоих. — Он кивнул на трупы теннисистов. — Простите? Гадом буду, если подведу. — Он протянул мне руку. — Простите? Вместе?
Ненависть внутри меня будто бы сдохла, разложилась, превратившись в брезгливость. Проигнорировав его ладонь, я посмотрел на Макса, прочел в его взгляде растерянность и единственное желание: «Реши за меня». Похоже, он совершенно не умеет таить злость. Другой на его месте десять раз отыгрался бы, отомстил за ранение, этот же только глазами хлопает.
— Ден, ну его на хрен, — наконец выдал он.
— Повторяю, живи дальше один. — Я посмотрел на Макса. — Ты как? Со мной или…
— С тобой. Только сам видишь, братан, хреновый из меня помощник. Скорее обуза.
— Фигня вопрос, главное, вместе держаться. Идем.
Макс кивнул, потом обратился к Сергеичу:
— Насчет Дена ты тоже неправ. Так уж вышло, что он ловчее оказался, так это нам, считай, повезло! Сидели бы щас взаперти — ты с гуру этим шизанутым, а я в каморке… Да и не знаем мы точно, как именно вышло. Короче, зря ты так. — И добавил с сожалением: — Я думал, ты мужик. А ты… — Он сплюнул электрику под ноги.
Мы развернулись, взяли свои вещи и потопали прочь. Я чуть придерживал Макса, пока он опирался на мое плечо.