Стереотипы стойки. В сериале NBC «Ученик знаменитости» Гершеля Уокера попросили сделать вирусную рекламу о моющем средстве All
[393]. «А что, если мы возьмем маленьких человечков и позволим им мыться в ванне со стиральным порошком All, а вы повесите их сушиться?» – спросил он. Джоан Риверс ответила: «Мы можем развесить их на моей террасе». Джимми Корпай, отец карлика, утверждал, что эти знаменитости побуждали людей указывать пальцем на его дочь и смеяться над ней – обычное явление для карликов, которое они находят мучительным. Корпай сказал: «Представьте, если бы Гершель Уокер поступил бы так в отношении черных». И он подал жалобу в Федеральную комиссию по связи.
Когда скелеты тех, кто, казалось, были представителями расы карликов
[394], нашли на острове Флорес в Индонезии, Александр Ченслер писал в Guardian о шокирующе пренебрежительном тоне, который использовался для доклада о них. «Сообщения в СМИ начинались с описания „этих древних карликов“ как принадлежащих к „человеческому“ роду, но затем шли в направлении максимального дистанцирования их от нас, современных людей: их называли „вещами“ и „существами“, несмотря на то, что они, по-видимому, умели делать каменные орудия, могли разжигать костры без спичек и организовывали охотничьи экспедиции. То есть совершали то, что не под силу большинству людей, которых вы видите у кассы»
[395]. Сегодня представители народностей ака, эфе и мбути в Центральной Африке обычно вырастают не выше 4 футов 10 дюймов. Слово «пигмеи», часто используемое для их описания, было сочтено оскорблением, но это, может быть, наименьшая из их проблем: африканские пигмеи часто работают до смерти в качестве рабов, становятся жертвами геноцида, и их даже поедают агрессоры, верящие, что так они получат «магические силы»
[396].
Статья Линн Харрис 2009 года в журнале Salon об исключении из употребления слова «лилипут» вызвала необычайные отклики у, как принято считать, образованных и изысканных читателей
[397]. Один написал: «Разберись с этим. Отрасти толстую кожу. Ой, подожди, это же гномы толстокожие, не так ли? Наверное, у карликов кожа потоньше. Печалька. Отстойно быть тобой». Другой заявил: «Я полностью поддерживаю любого человека или группу людей, которые сообщают мне о том, как они предпочитают, чтобы их называли. Однако когда эти люди говорят, что я ДОЛЖЕН использовать только одобренные ими слова, мой ответ: поцелуйте меня в задницу».
Анна Адельсон родилась в больнице «Бет Израэль» в Нью-Йорке в 1974 году, и, когда родители, Бетти и Сол, впервые увидели ее, они были полны радости
[398]. Бетти смогла подержать Анну на руках несколько минут, прежде чем ее увезли, чтобы помыть. На следующее утро и в течение всего дня медсестры не приносили ей ребенка, и Бетти никак не могла понять почему. Она спрашивала их снова и снова, и в конце концов медсестра принесла Анну, но, похоже, сделала это очень неохотно. В тот вечер Сол уже ушел домой к их четырехлетнему сыну Дэвиду, врач-акушер пришел поговорить с Бетти. «Он сказал мне: „Я думаю, что у нее синдром Херлера, и вероятность этого – 50 %. Этот синдром приводит к умственной отсталости и ранней смерти“, – вспоминала Бетти. – Потом он ушел, и я в одиночестве проплакала всю ночь».
На следующий день, как раз перед тем как Бетти и Сол отправились с Анной домой, больничный неонатолог сказал им, что у Анны диагностировали «что-то, что называется ахондроплазией». Он спросил: «Есть ли в вашей семье люди маленького роста?» Бетти сказала: «Наши бабушка и дедушка приехали из Восточной Европы – у нас много малорослых родственников». Неонатолог задал следующий вопрос: «А кого-то из родственников отличает слишком большая голова?» Бетти заметила: «Меня. Я ношу шляпы большого размера». Неонатолог помрачнел и проговорил: «Она будет очень низенькой». Бетти спросила: «Насколько?» И он ответил: «Менее 5 футов». Он не дал им никакой дополнительной информации о возможных осложнениях и не упомянул, что большинство женщин с ахондроплазией вырастают скорее до 4 футов, чем до 5. Бетти пошла в медицинскую библиотеку Нью-Йоркского университета и изучила все, что нашла по этому вопросу. Она написала своему троюродному брату, детскому эндокринологу, который рассказал ей, что существуют такие организации, как Human Growth Foundation и АМЛ, и многие люди, входящие в них, живут хорошо: «Вашу дочь это, вероятно, будет беспокоить меньше, чем вас».
Когда Бетти и Сол гуляли по своему району в Бруклине, Бетти чувствовала, как у нее текут слезы каждый раз, когда она замечает человека с инвалидностью. «Вы сражаетесь за свою жизнь с этим миром, но, приходя домой, закрываете от него дверь, и в этом есть большое утешение, – заметила она. – Вот только теперь не было двери, которую можно было бы закрыть. Я хотела встретить другую семью с ребенком-карликом, и я хотела встретить счастливого взрослого. Я была в постоянном поиске, пока не нашла их. После этого я снова начала дышать». Когда Анне было четыре месяца, Бетти и ее семья попали в больницу Джонса Хопкинса к доктору Стивену Копицу. «Он взял ребенка на руки и воскликнул с венгерским акцентом: „Какой у вас красивый ребенок!“ Он рассказал все, что нужно было знать и на что следовало обратить внимание. Написал длинное письмо нашему домашнему педиатру и назначил следующую встречу, чтобы мы вернулись для дальнейшего наблюдения. Когда мы приехали в больницу Джонса Хопкинса, я поняла, что с медицинской частью можно разобраться». Когда Копиц умер в 2002 году, мать одного из карликов, страдающего диастрофической дисплазией, написала: «Я плакала на его похоронах больше, чем на прощании со своим отцом»
[399]. Мать карлика, у которого диагностировали ахондроплазию, рассказала: «Доктор Стивен Копиц был величайшим человеком, и я никогда не встречала никого, кто был бы равен ему».