Пусть все катится к черту, подумала она, вскидывая голову и отбрасывая за спину копну темных кудрей. Она хочет иметь свой дворик, маленький сад, кухню, в которой сможет готовить изысканные блюда, изученные на кулинарных курсах.
Но все, чего она до сих пор добилась от Тома, это «когда-нибудь». О, когда же наступит это «когда-нибудь»?
Кипя от возмущения и отвращения, Сьюзен опустилась на песок, сняла туфли, устремила взгляд на волны, тихо набегавшие на арендованную ими лодку. Дурацкую лодку, на которую у
Тома нашлись деньги, потому что, видите ли, ему хочется рыбачить каждое утро на этом дурацком острове!
А ведь у них уже достаточно денег для первого взноса. Она оперлась локтями о колени и угрюмо посмотрела на плывущую над головой луну. Как же ей хочется жить в том милом домике на Персиковой улице. Она уже все разузнала, изучила и кредиты, и ежемесячные взносы, и ставки процентов.
Конечно, первые пару лет им придется нелегко, но они справятся. Она была так уверена, что Том изменит свое мнение, услышав о том, как они вырвутся наконец из бесконечного круга ежемесячных платежей за квартиру! Но у нее ничего не вышло.
И последний удар – Мэри Элис и Джим собираются поселиться в том самом прелестном квартале. С каким упоением рассказывали они о магнолии на переднем дворе и маленьком патио
[4]
за кухней!
Сьюзен вздохнула и пожалела, что рассказала Тому о своих планах, не дождавшись возвращения в Атланту. Там было бы легче обработать его. Она прекрасно знала, как важен выбор времени в общении с ее мужем. Однако восторги Мэри Элис и Джима так расстроили ее, что она не смогла удержаться.
Ну ничего! Когда они вернутся в Атланту, она покажет Тому тот дом на Персиковой улице, даже если ей придется тащить его за уши.
Сьюзен услышала шаги за спиной, но не обернулась.
– Если ты хочешь помириться со мной, Том Питерс, то зря пришел сюда. Я не перестала злиться на тебя. Может быть, никогда не перестану! – Разъяренная тем, что он даже не пытается разубедить ее, она обхватила руками колени. – Можешь возвращаться и ковыряться в своей чековой книжке, раз тебя ничего не интересует, кроме нее. Мне больше нечего сказать тебе.
Поскольку молчание за спиной затянулось, Сьюзен стиснула зубы и все-таки повернула голову.
– Послушай, Том… О! – Она увидела незнакомое лицо, и ее щеки вспыхнули от смущения. – Извините. Я приняла вас за кого-то другого.
Он улыбнулся, обворожительно улыбнулся, веселые искорки зажглись в его глазах.
– Ничего. Я тоже собираюсь думать о вас как о ком-то другом. Сигнал тревоги сразу вспыхнул в ее мозгу, но она не успела закричать. Не успела даже почувствовать удара.
Конечно, и это не будет совершенством, решил он, изучая женщину, лежавшую без сознания у его ног. Импровизация. Он не планировал этот эксперимент. Просто ему не спалось. Полночи он думал о Джо, и сексуальное желание было сегодня особенно острым.
Он очень, очень сильно сердился на Джо! И это только усиливало его желание.
И вдруг – как подарок судьбы – эта прелестная брюнетка. Сидит на пляже у воды, в колеблющемся свете луны… совсем одна.
Мудрый человек не смотрит дареному коню в зубы, подумал он, с тихим смехом поднимая ее на руки. Придется отойти немного подальше. На тот случай, если старина Том – кем бы он ни был – решит прогуляться к бухте.
Она оказалась легкой, да он и не возражал против физической нагрузки. Фальшиво насвистывая, он поднялся в узкий проход между дюнами. Ему понадобится лунный свет, поэтому он решил остановиться на краю топкой низины. Здесь очень живописно, подумал он, опуская ее на землю.
И пустынно.
Он воспользовался своим ремнем, чтобы связать ей руки, и одним из шелковых шарфов, которые всегда носил с собой, – для кляпа. Сначала он раздел ее, с удовольствием обнаружив, что тело у нее аккуратное и спортивное. Когда он стаскивал с нее джинсы, она слегка застонала.
– Не тревожься, дорогая, ты очень красива, очень сексуальна. И лунный свет тебе к лицу.
Он достал фотоаппарат – зеркальный «Пентакс», которым обычно делал портреты, – и с удовлетворением вспомнил, что зарядил его не очень чувствительной пленкой. Большая выдержка позволит подчеркнуть детали, сделает снимок контрастным. Конечно, придется потрудиться в лаборатории, чтобы добиться совершенства.
Как упоительно предвкушение совершенства!
Тихо насвистывая, он закрепил вспышку и до того, как затрепетали ее веки, успел сделать первые три снимка.
– Хорошо. Хорошо. Теперь я хочу, чтобы ты пришла в себя. Медленно. Несколько крупных планов этого красивого лица… Все-таки глаза – самое упоительное в женщинах!
Когда ее глаза открылись, затуманенные болью, он быстро защелкал затвором.
– Прекрасно, просто прекрасно. Смотри сюда, прямо сюда. Вот так, малышка. Смотри в объектив.
Он с восхищением поймал момент, когда она постепенно начала понимать, что происходит, и в глазах ее отразился страх. Но стоило ей зашевелиться, он отложил камеру. Ее движения смажут отпечаток, а у него нет с собой более чувствительной пленки. Продолжая улыбаться, он поднял пистолет, лежавший на его аккуратно сложенных джинсах. И показал его ей.
– Теперь я хочу, чтобы ты не двигалась. Я хочу, чтобы ты лежала неподвижно, абсолютно неподвижно и делала все, что я прикажу тебе. Ты поняла меня, не так ли?
Слезы появились в ее глазах и заструились по щекам. Но она согласно кивнула: ужас затуманивал мозг, и, хотя она старалась лежать неподвижно, сильная дрожь сотрясала ее.
– Я хочу только сфотографировать тебя. У нас просто фотосъемка. Ты же не боишься, когда тебя фотографируют? Ты ведь такая красивая женщина.
Он отложил пистолет, снова поднял фотоаппарат и победно улыбнулся.
– Теперь вот чего я хочу от тебя. Согни колени. Ну же, вот так. И поверни их влево. У тебя красивое тело. Почему же нам не сфотографировать его в самом выгодном свете?
Она сделала то, что он приказал, но ее взгляд не отрывался от пистолета. Металл блестел, сверкал. Он просто хочет фотографировать, сказала она себе, еле дыша и содрогаясь. А потом он оставит ее в покое. Он уйдет. Он не причинит ей вреда.
Ужас набухал в ее глазах, окрашивал кожу в молочно-белый цвет и заставлял его тело бешено пульсировать от желания. Его руки задрожали, и он понял, что не может дольше тянуть, пора переходить к следующему этапу.
Когда он аккуратно положил камеру на рубашку, у него уже нестерпимо стучало в висках. Очень нежно он положил руку на ее горло и заглянул в глаза.
– Ты прекрасна, – прошептал он. – И беспомощна. Ты знаешь это, не правда ли? Ты ничего не можешь сделать. Я контролирую ситуацию. Вся власть в моих руках.