Плыть им не очень долго, но…
Но – плыть.
И тащить за собой сетки с небольшими ведерными бочонками. В бочонке литров десять горючей смеси. Что-то из нефти такое сделали местные химики, сами побаиваются. Чего напихали?
А, плевать!
Лишь бы сработало и горело так, что…
Не один же там бочонок! Нет, не один… и даже не один десяток получился. По два-три бочонка на человека, с поплавками, чтобы легче было тащить…
А когда начнется, они и ударят…
Люди один за другим входили в воду, и Вольная принимала их тела. Логинов смотрел на это молча. Стоя по стойке «смирно».
Что он мог еще сделать для этих людей?
Ничего.
Или…
Шаг к воде, пока никто не видит, украдкой. Пусть люди думают, что генерал по нужде пошел. А он…
Вот камыши. И извлеченный из ножен клинок разрезает ладонь.
– Хозяюшка-Вольная, кровью своей заклинаю, помоги им…
Темные капли крови падают в воду.
Такие черные даже в непроглядной воде.
Такие едкие…
А что ему еще остается? Детское поверье? Да и пусть его… лишь бы сработало! И Логинов ловит себя на еще более детской, забавной мысли. Он ждет ответа.
Ну хоть какого… только его нет. И лишь где-то вдалеке волчий вой… рядом с Ас-Дарханом водятся волки? Никогда не думал…
* * *
Сеня едва шевелился.
Он лежал на воде. Просто лежал так, что из воды едва ли нос и глаза торчали. Ну и губы. А Вольная сама поддерживала его, сама несла вперед и вперед.
Лежать на воде надо уметь.
Он умел. С детства на Вольной, с детства, словно рыба, из воды не вылезал. Они не так богато жили, вот он и помогал отцу, как мог. Тот рыбачил, ну и Сеня знал, что тоже будет.
Только вот подрастет, чтобы силенки были, а пока можно и так рыбки натаскать на жареху. Чай, на удочку она тоже неплохо идет.
Ни о чем особенно Сеня не мечтал, жил себе – и жил. До пятнадцати дожил, там и невесту присматривать начал…
А она была красивая, словно солнышко. Его Маришка. Маська…
Волосы светлые, легкие, словно одуванчик, глаза большие, доверчивые… она всем верила, всех любила…
В тот день она пошла на речку. Просто пошла стирать белье, что в этом такого? Но кто ж мог знать, что мимо будет проезжать отряд освобожденцев?
Эти твари ездили по деревням и селам, отнимали последнее у голодных крестьян, издевались, как хотели. Где-то получали отпор, где-то нет…
Вот им Маришка и попалась. Самое начало зимы было.
Там ее и нашли, на мостках…
Много ли надо хрупкой девчонке? Два десятка ублюдков и опытная баба не выдержала бы. А Маришка…
Сеня никогда не забудет ее лицо. Искусанные губы, синяки, искаженные болью и ужасом черты, синие пятна на шее…
Кто?!
Разве это важно?
Освобожденцы, вот и все.
Мать плакала, отец уговаривал, но… Сеня больше не мог жить так, как раньше. Многое он мог пережить, но Маришка?! Вот за что ее?! Просто – за что?!
Она никому не делала зла, она просто жила и наверняка не заигрывала с негодяями. Почему они не могли оставить девчонку в покое? Что им помешало?
Сеня был не особо грамотен, но… безграмотность ведь не означает глупость. Это просто немного иной взгляд на жизнь, своеобразный, но часто верный. Не затуманенный лишними узорами сомнений и виньетками красивых слов.
Сеня размышлял, и получалось у него так, что освобожденцы просто несут зло. Говорят красиво, а на деле они отнимают еду, они убивают людей, разрушают храмы, гонят священников… и им стоит верить? А почему, собственно?
По делам узнаете их… так сказано в Книге Творца. Священник говорил. Он старенький был, поэтому и не ушел, когда освобожденцы пришли. До последнего старался свой храм защитить, лепетал, что иконам уж по тысяче лет, даже больше… Так и повис на дверях храма. Повесили.
Он же просил не обагрять полы в храме кровью? Вот и не обагрил, такое извращенное чувство юмора.
Значит, освобожденцы – зло. А если есть зло, с ним надо бороться. Это тоже понятно.
Надо проситься в войско к… кому? Да хоть бы и к Логинову. Куда идти, крестьяне знали. Сеня и пошел. И попросился.
На смех его не подняли. Каждый доброволец был важен. И Сеня остался в войске. Учился разбирать и чистить тяжеленное ружье, стрелять, правда, не учился, патронов было не так много. Учился колоть штыком, учился убивать…
И ждал.
За свою Маришку он убьет десятерых. А может, и сотню… сколько получится. Они пятерых детей хотели, вот пятерых он убить обязан, но лучше – больше. Лучше десятерых.
А потом Логинов приехал в войска. И рассказал о том, что необходимы добровольцы.
Сеня подумал и вышел из строя. Он рыбак и сын рыбака, Вольная – его дом. Другие могут не доплыть, но он справится. А если он подожжет корабли…
Не надо стрелять, не надо даже своими руками убивать. Там ведь намного больше освобожденцев погибнет. Если и он умрет, это будет выгодный размен.
И Сеня плыл и плыл в темноте, едва дыша… Слышал ли он остальных? Не особенно. По воде звуки далеко разносятся, поэтому все прикусили дерево. Будешь тонуть – тони молча.
Кажется, у кого-то свело ногу.
Кто-то не доплыл…
Сеня ни на что не обращал внимания.
Он сливался с водой, Вольная принимала его, ласкала, укачивала… Маришку она не сберегла. Обман, кругом обман, все обман… и жить особенно незачем. Только ради мести…
Холод?
Холода Сеня почти не чувствовал. Привык…
И сам не заметил, как оказался среди кораблей. Едва не попался: его могли несколько раз увидеть с лодки. Приходилось нырять, скрываться под водой, хорошо, он мог надолго задерживать дыхание. И бочонки… тяжелые… ничего, можно уже вынимать пробку. Внутрь – бикфордов шнур, пусть вода заливается, это уже не страшно…
Его заметили?
Кричат?
Смешно…
Сеня еще мог сохранить свою жизнь, если бы нырнул. Он бы выплыл, он бы смог. Но жить-то ему и не хотелось. Только убивать. А потому…
От выстрела он попросту загородился бочонком.
Тот разбился, вязкая жидкость с гадким запахом потекла, еще выстрел – и вспышка.
Огненная, ослепительная…
И Сеня ныряет на глубину. Он знал, что не сможет ничего сделать. Что умирает. Но хотел остаться на дне Вольной. Смерть в огне – или в воде?
Хотя бы этот выбор у него есть. До самого конца.