Обещания богов - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Кристоф Гранже cтр.№ 97

Бивен обвел толпу насмешливым взглядом: педики дергались на навощенном паркете, как лягушки в кипятке. Некоторые из них строили из себя лощеных аристократов в блестящих смокингах (вроде него самого), другие, уже перешедшие рубикон, откровенно рядились в женские тряпки. Были и субъекты в масках — с птичьими клювами, в домино, в черных полумасках, в гриме. Спьяну любая задница роза…

После всего, что ему пришлось перенести за сегодняшний день, это был настоящий апофеоз. Финальная ухмылка кошмара. На самом деле Бивен после всех часов, проведенных с Totengräber, собирался заснуть с плитой на лице вместо подушки, но один из его Blockleiter оставил ему сообщение. Новая информация, которую он хотел проверить самостоятельно.

Бивен определился со своими сообщниками — точнее сказать, партнерами. Он начал к ним привязываться. Хотя он редко употреблял это слово, но отдавал себе отчет, что питает к ним особые чувства. К Симону он испытывал смесь презрения и симпатии, сходные с отношением к младшему брату. К маленькому засранцу, которому многое прощается, потому что причиненные им неприятности всегда искупаются той теплотой, которую он умеет вызвать взглядом или улыбкой.

С Минной дело другое. Конечно, его влекло к ней. Простое физическое и даже интеллектуальное влечение к женщине с загадочным лицом и необычным мышлением. Но это влечение набирало силу, становясь куда глубже, чем он бы хотел. Ему больше не удавалось держать все под контролем, и у Бивена возникало ощущение, что его захлестывает.

Над ними раздался голос — уханье совы в ночи:

— Чем мне вас угостить, сладкие мои?

Они подняли глаза и обнаружили Вилли Беккера в белом смокинге с муаровыми отворотами — на фестончатых краях красовались ноты. Его лицо, как всегда, казалось заострившимся под тенью густо подведенных глаз. Два черных крыла, из глубины которых гематитовые глаза впивались в вас, как взгляд античной маски.

Бивен выложил на стол банкноту:

— Шнапс для всех.

— Ты где находишься, приятель? — возмутился Беккер, сменив тон. — В мюнхенской пивной? Нацист ты там или нет, но здесь подают коктейли. Элегантность обязывает.

Франц оглядел пеструю фауну вокруг:

— Да уж, мы здесь в элитном клубе.

— Именно. И вспомни, что происходило в античной Греции, невежа. Если только деревенщина вроде тебя вообще понимает, о чем речь, что маловероятно.

Бивен сжал кулаки, но сейчас было не время давать волю гневу. Он предпочел улыбнуться, снимая напряжение:

— Тогда на твой выбор. Значит, ты и угощаешь.

Вилли Беккер придал своему орлиному лику неожиданно добродушное выражение.

— С превеликим удовольствием, ваша светлость, — согнулся он в карикатурном поклоне.

Внезапно прожектора погасли. Хозяин испарился, как неприятное воспоминание. Зажглись новые световые пушки, и лучи сошлись на сцене — Бивен со злорадным удовольствием предвкушал, как будут шокированы его спутники.

На сцене появились подвесные качели, на них сидела женщина в лифе, поясе с подвязками и цилиндре. Странная Марлен Дитрих, напевающая, покачиваясь туда-сюда, знаменитую песню из «Der blaue Engel» ^[135]:

У Марлен никогда не было ни такого низкого голоса, ни таких толстых икр. Мужчина, исполняющий ее роль, ничем, кроме костюма, не был на нее похож. Его лицо покрывал густой слой белой штукатурки. Несмотря на плотность грима, негроидные черты совсем не вязались с образом, а рот — большой, вызывающий, непомерный — открывался, как клюв пеликана, чтобы выдать глубоким басом:

Принесли напитки, и Бивен, не отрывая глаз от сцены, опрокинул свой бокал залпом. Трансвеститы всегда выбивали его из колеи, а уж этот тем паче. Его волосатые ноги, затянутые в белые чулки новобрачной, слишком тонкая талия, подчеркнутая чем-то вроде пачки, узловатые неловкие руки, вцепившиеся в веревки качелей, — все вместе слагалось в зрелище мрачное, противоестественное, мертвящее.

— Может, объяснишь нам, что мы здесь делаем, а? — снова спросил Симон, на этот раз тихо.

Бивен улыбнулся и указал бокалом на Лолу-Лолу:

— Позвольте представить вам Гюнтера Филица, мужа Греты.

Когда-то, во времена Рут Сенестье, Минна часто бывала в актерских гримерках кабаре. Другая эпоха. Тогда Берлин буквально трещал под напором чувств и творчества. Танцовщицы выходили на сцену голыми, артисты поголовно подсели на эфир, мужчины вспомнили о радостях Эроса и заканчивали чахоткой, в жалких гостиницах выкашливая легкие, как Дама с камелиями, в то время как женщины хлестали коньяк из горлышка и целовались взасос. Распутство, да, но не только. Самые великие художники Европы выставляли свои работы в мансардах, экспрессионизм проникал повсюду, кино высвобождало подсознательное и грезы…

Минна застала хвост этой кометы и в буквальном смысле близко изучила изнанку декораций. Когда, с наслаждением посмотрев фильм или спектакль (особенно волшебными ей казались танцы), она сопровождала Рут за кулисы, то сталкивалась с неприглядной реальностью. Мир нищеты и запустения, где артисты накачивались наркотой на уголке стола, а бутылки из-под шнапса перекатывались под ногами, как на палубе несущегося без руля и ветрил корабля.

Именно эти чувства она и испытала сегодня снова, следуя за Бивеном и Симоном по лабиринту выкрашенных в черное коридоров. Ей эта ночная вылазка представлялась бессмысленным путешествием по ведущему в никуда туннелю, но парочка субъектов явилась за ней: безупречный Симон в сшитом по мерке смокинге и Бивен, выпирающий из своего.

Она вытерпела гнетущее выступление Гюнтера Филица, в своем прикиде под Лолу-Лолу похожем на последнего аристократа мира, разрушенного развратом и цинизмом, — мира, который пороки и высокомерие сгубили изнутри.

Невысказанный посыл Бивена был понятен: с подобным супругом кто мог обрюхатить Грету? Тот же вопрос возникал и с остальными тремя Дамами.