— Вы дочь барона фон Хасселя?
— Племянница.
Мужчина вскочил, протягивая лапку:
— Я штурмбаннфюрер Петер Кох. Прошу извинить за досадное недоразумение.
— Я могу пройти обследование?
— Разумеется.
— Что я должна сделать?
— Ну что ж… — Он указал на полотняную ширму в другом конце комнаты. — Будьте любезны раздеться, и мы немедленно приступим к обследованию…
Минна быстро скинула с себя платье и шляпу.
— Я могу оставить белье? — спросила она из-за тканевой перегородки.
— Конечно.
По голосу мужчины она почувствовала, что того распирает от удовольствия. Настоящая баронесса. Да еще фон Хассель. Какое приятное разнообразие после всех брюхатых крестьянок, проходящих через его руки.
Минна вышла из своего укрытия, по привычке скрестив руки и как бы прикрывая груди. На ней остались только лифчик, панталончики и шелковое дезабилье сверху.
— Подойдите.
Вставший из-за стола Кох был ненамного выше ее.
— Встаньте под ростомер, пожалуйста.
Он держал в руках карандаш и блокнот. В своем сером халате он выглядел классическим продавцом из универмага «Вертхайм», отдел «Все для ремонта». Она подчинилась, и «специалист по расовой принадлежности» не смог удержаться от гримасы, записывая ее рост. В Минне было едва метр шестьдесят — маловато для нордической матери.
Он взвесил ее, измерил давление, проверил рефлексы, прощупал живот. Пока что клиническое обследование ничем не отличалось от посещения терапевта широкого профиля.
— Присядьте, пожалуйста.
Он указал ей на стул рядом со смотровым столом и открыл один из застекленных шкафов. Выбрал металлический штангенциркуль, напоминающий горизонтальный ростомер.
— Сначала я попрошу вас подписать этот документ.
— О чем там речь?
— Вы подтверждаете, что проходите это обследование по доброй воле.
Минна подписала: у нее не было ни времени, ни желания вчитываться в длинный формуляр. Все равно это лишь маскарад.
— А теперь больше не двигайтесь. Пожалуйста, сядьте очень прямо.
Кох терпеливо измерил ей череп, высоту скул, глубину глазных дуг и их изгиб, ширину и длину носа…
Пока он суетился с фотоаппаратом, делая снимки, Минна разглядывала висящие на стенах гравюры. Репродукция «Витрувианского человека» Леонардо да Винчи, анатомические наброски женского тела… Она подумала об Адлонских Дамах. Идеальные кандидатки для «Лебенсборн». Атлетически сложенные блондинки с пышными формами, наделенные величественной красотой.
Наконец Кох убрал штангенциркуль и, не садясь, погрузился в свои записи. Теперь он стал похож на укладчика кафеля, фиксирующего размеры кухни.
— Как давно вы беременны?
— Я не беременна.
— Простите?
— Я для этого и пришла. Чтобы забеременеть.
Человечек подошел ближе. Минна вспомнила о глазах профессора Киршенбаума, которые, казалось, разрастались в толстых очках. У хозяина этого кабинета все было наоборот: зрачки маленьких нервных глазок безостановочно бегали за стеклами пенсне, как пойманные в банку головастики.
— Если вас зовут фон Хассель, это еще не дает вам права прийти сюда издеваться над…
— Я не шучу. Я хочу принести ребенка нашему фюреру. И рассчитываю на вас, чтобы найти производителя.
Он с шокированным видом закрыл застекленный шкаф и снова уселся за письменный стол.
— Вы получили неверные сведения. Наши клиники принимают уже беременных женщин. Это роддома, понимаете?
— Могу ли я, по крайней мере, предложить свою кандидатуру? Вам бы следовало проконсультироваться с вашим начальством. Я фон Хассель. Во всей Германии не наберется и десятка семей, принадлежащих к столь чистокровной аристократии. Я пришла предоставить вам свою кровь на блюдечке. Полагаю, это стоит того, чтобы подумать.
Штурмбаннфюрер Кох с озабоченным видом вертел в пальцах карандаш. В конце концов он решительно оттолкнулся от подлокотников и встал.
— Одевайтесь и идите со мной.
115
Ее снова заставили ждать. В той же приемной, рядом с другими будущими мамашами, каждая из которых с блаженной, а то и вызывающей гордостью выставляла напоказ свое вздувшееся пузо.
Минна не испытывала страха. Наоборот, она поздравляла себя с тем, что снова оказалась здесь. Она совершенно не представляла, что будет дальше, но после этой первой разведки ей назначат новую встречу. Может, в следующий раз ей удастся проникнуть в административные помещения…
Она подумала о Бивене и Краусе, по-прежнему ждущих ее, и одна эта мысль подействовала успокаивающе. Ничего с ней не случится.
Только сейчас она осознала, что с самого начала обследования ни разу не подумала об алкоголе. Уже хорошо…
Вдруг распахнулась дверь, и вновь появился маленький Кох.
— Эта медсестра отведет вас в другое здание, где вы сможете объяснить суть ваших… ожиданий.
— Кому?
— Вы сами увидите.
Минна не стала настаивать. Она приближалась к руководству «Лебенсборн». Имена, лица и, наконец, список «производителей», используемых этой организацией.
Они вышли через заднюю дверь. И вдруг — ничего. Ударившее в лицо солнце своим белым сиянием затмило все. Ослепленная Минна сложила руку козырьком и мало-помалу начала различать зеленеющие склоны и стражу с собаками.
Она последовала за медсестрой и попала в новый парк, тенистое царство травы и крон, где кусты цвета темного нефрита казались плотными, как скалы. Птицы по-прежнему щебетали, насекомые жужжали, и она почувствовала легкое головокружение. Летнее опьянение, прозрачное, уносящее ввысь.
Новое здание. Поменьше роддома, увитое плющом, оно напоминало охотничий домик или дачу в немецком вкусе. Штаб-квартира шефа? Департамент Оплодотворения? Или же один из нацистских борделей, о которых только и болтали в Берлине?
Игривые смешки принесли ей намек на ответ… Справа на террасе под зонтиками мужчины и женщины весело щебетали, попивая прохладительные напитки. Дамы в легких платьях. Кавалеры поголовно в мундирах СС. Женщины выглядели очень возбужденными. Мужчины важничали, гогоча над собственными шутками. Воркование. Лимонад. Картина явно попахивала близящимся совокуплением…
Все это светское общество состояло из блондинов и блондинок. Не светло-русые и не соломенные, а почти беловолосые в лучах солнца. Снова раздался взрыв смеха. Минна подумала, что им заодно обесцветили мозги…
— Фройляйн…
Минна с медсестрой зашли в домик, где было прохладно, как в гроте. Снова вестибюль, на этот раз без конторки и плакатов. В полутьме картины мягко радовали глаз. Рыжие кожаные кресла прекрасно дополняли ансамбль. Обстановка тонула в медных оттенках светотени.