После переезда в Нью-Йорк большая часть ее очарования исчезла из-за постоянного стресса, а стресс Анджела пыталась утопить во французском шампанском.
Лью знал – не пожалел сил, чтобы это выяснить, – что она вложила немало своих денег в неоперившуюся компанию «Эй-пи продакшнс». Знаменитое шоу удерживало компанию от банкротства, но пробы Анджелы в постановке телефильмов до сих пор были просто катастрофическими. Ее последний специальный выпуск снискал тепловато-равнодушные отзывы критиков, но в таблице рейтингов шоу вошло в первую десятку.
Это было удачей, но в августе ежедневный рейтинг Анджелы сильно упал, когда она настояла на продолжительном отдыхе на Карибском море и в эфир пустили повторы.
Никто не спорил, что она действительно нуждалась в отдыхе. Но никто не смог бы отрицать, что время для этого было выбрано как нельзя хуже: «Час с Диной» шел за ними по пятам, постепенно сокращая разрыв в очках.
Были и другие оплошности и ошибки, самая крупная из которых – Дэн Гарднер. Власть постепенно переходила из рук Анджелы к ее любовнику и исполнительному продюсеру, а вслед за этим неуловимо менялся и общий тон шоу.
– Опять жалобы, Лью?
– Это не жалоба, Анджела. – Интересно, сколько часов своей жизни он провел, стоя за спинкой ее кресла в гримерной? – Я только хотел сказать, что, кажется, не правильно было бы пригласить на передачу семью бездомных вместе с таким человеком, как Трент Вокер. Анджела, он же мошенник.
– Разве? – Она медленно затянулась сигаретой. – А я нашла его таким очаровательным.
– Конечно, он очарователен. Он в самом деле очарователен, когда покупает дряхлую лачугу, а потом превращает ее в дорогой кооперативный дом.
– Это называется реконструкцией города. Лью. В любом случае интересно посмотреть, как он будет спорить с семьей из четырех человек, которые сейчас живут в вагончике. Это не просто хорошая тема, – Анджела раздавила сигарету, – но и замечательное зрелище. Надеюсь, он надел золотые запонки.
– Если разговор пойдет не в том русле, это может выглядеть, как будто ты не симпатизируешь беднякам и бездомным.
– А если это так и есть? – Ее голос был резок, словно удар кнутом. – У нас полно рабочих мест. Слишком многие предпочитают просить милостыню с протянутой рукой, чем честно зарабатывать на жизнь. – Она вспомнила, как сама обслуживала столики в ресторанах и чистила одежду, чтобы заплатить за учебу. Как это было унизительно! – Не все мы были рождены для хорошей жизни, Лью. Когда в следующем месяце выйдет моя книга, ты вместе со всеми остальными сможешь прочитать, как я преодолевала препятствия в начале пути и своим трудом пробилась наверх. – Вздохнув, она отпустила парикмахершу. – Прекрасно, дорогая, ступай. Во-первых, Лью, хочу сказать, что мне не нравится, когда ты споришь со мной в присутствии персонала.
– Анджела, я не…
– И, во-вторых, – перебила она все так же холодно-вежливо, – не стоит переживать. Я не собираюсь допускать никаких ошибок или создавать у мягкосердечной публики неблагоприятное впечатление о себе самой. Я лично стану спонсором этой семьи, которая выступит на шоу, и Дэн уже позаботился, чтобы эта новость просочилась в аудиторию. Вначале я из скромности воздержусь от комментариев, а потом неохотно соглашусь, что нашла работу для обоих родителей, плюс шестимесячная квартплата и пособие на еду и одежду. А теперь… – вставая, Анджела в последний раз поправила прическу, – я хочу посмотреть на них до начала передачи.
– Они в зеленой гостиной, – пробормотал Лью. – Я решил пока что не сводить их вместе с Вокером.
– Прекрасно. – Она проскользнула мимо него в коридор. Сама благосклонность и доброжелательность, тепло поздоровалась с семьей из четырех человек, которые сидели на диване перед телевизором, нервно прижавшись друг к другу. Отмахнувшись от благодарностей, сунула им в руки печенье и чашки, погладила младшего мальчика по голове и пощекотала старшего под подбородком.
Но ее улыбка исчезла бесследно, как только она повернула обратно, в гримерную.
– Они совершенно не похожи на людей, которые уже шесть недель живут на улице! Почему у них такая опрятная одежда? Почему они такие чистые?
– Я… Они знали, что их покажут по национальному телевидению, Анджела. Поэтому оделись во все самое лучшее. У них тоже есть гордость.
– Ну, тогда пойди и испачкай их! – бросила Анджела, как отрезала. Она чувствовала приближение мигрени, словно груженый состав мчался к ней на всех парах, и страстно хотела принять таблетки. – Я хочу, чтобы они выглядели бедняками, а не средним классом, которым просто временно не везет!
– Но они и есть средний класс, – начал было Лью. Она застыла, повернулась, пронзив его ледяным, как у куклы, взглядом.
– Мне плевать, даже если у них всех есть эти чертовы степени бакалавров из Гарварда! Ты меня понимаешь? Телевидение передает картинку. Возможно, ты об этом забыл. Я хочу, чтобы они выглядели так, словно мы только что подобрали их прямо на улице. Посыпь детей какой-нибудь грязью. И чтобы их одежда стала дырявой!
– Анджела, мы не можем этого сделать. Это не театр. Это переходит границу…
– Не говори мне, чего ты не можешь! – Она резко ткнула розовым ноготком ему в грудь. – Я говорю тебе, что надо сделать! Это мое шоу, не забывай. Теперь убирайся и делай что-нибудь, чтобы отработать свою зарплату! – Анджела вытолкнула его из комнаты и захлопнула за ним дверь.
Приступ паники чуть не охватил ее еще в коридоре. По коже бегали мурашки; вся дрожа, Анджела прислонилась к двери. Скоро ей придется выйти отсюда. Выйти и пойти прямо в студию, к зрителям. Они будут выжидать, пока она сделает неверное движение, скажет не правильную реплику. И если она допустит хотя бы одну ошибку, они бросятся на нее, словно стая диких собак.
И она все потеряет. Все.
Переступая ватными ногами, Анджела бросилась через комнату. Дрожащими руками налила себе шампанского. Это поможет, знала она. После многих лет отрицания вдруг оказалось, что всего один бокал перед шоу мог прогнать прочь эту холодную, липкую дрожь. Второй успокаивал грызущие ее страхи.
Жадными глотками Анджела осушила бокал, затем налила второй уже более твердой рукой. «Третий бокал не помешает, – заверила она себя. – Только сгладит острые углы. Интересно, где я слышала это раньше?» – подумала Анджела, поднося хрусталь к губам.
Ее мать. О Господи, ее мать!
Только сгладишь острые углы, Анджи. Несколько глотков джина сразу же сгладят их все, малышка.
В ужасе она уронила полный бокал, расплескивая пенящееся вино по ковру. Шампанское разлилось, словно кровь, а Анджела, дрожа, отвернулась.
Нет, ей этого не надо. Она не такая, как ее мать. Она – Анджела Перкинс. И – самая лучшая.
«Не будет никаких ошибок», – пообещала она себе, поворачиваясь к зеркалу. Собственное отражение, холеное и элегантное, успокоило Анджелу. Она сейчас выйдет к зрителям и сделает все как надо. И опять эти дикие псы будут слушаться ее, как домашние болонки. Она приручит их и заставит себя полюбить!