– Там не все ложь, – медленно проговорила она.
– Ты хочешь сказать, что действительно была на нескольких вечеринках в колледже? Выпила пару бутылок пива и веселилась с каким-нибудь парнишкой? – Он покачал головой. – Ну, я потрясен и разочарован. И рад, что узнал это до того, как предложил тебе выйти за меня замуж и стать матерью моих детей.
И опять его шутка не рассмешила Дину. Вместо этого ее оцепеневший взгляд вдруг стал растерянным, и она зарыдала.
– О Господи! Не надо, малышка. Ну, перестань же, Дина, не надо. – Ничто другое не могло бы обезоружить его сильнее, чем женские слезы. Ругая себя в душе, он неловко обнял ее и крепко прижал, решив не обращать внимания на ее сопротивление. – Извини меня, – хоть и сам не знал за что. – Извини меня, малышка.
– Он изнасиловал меня! – выкрикнула Дина, вырываясь из его ослабевших рук. – Он изнасиловал меня, – повторила она, закрыв лицо руками, а из ее глаз текли жгучие слезы. – А я ничего не стала предпринимать против него. И теперь не буду. Потому что мне так больно! – Ее голос дрожал, а тело сотрясалось от рыданий. – Эта боль никогда, никогда не прекращалась.
Финн и представить себе не мог, что это его так потрясет и ужаснет. На мгновение все в нем замерло, и он только стоял и смотрел на истерически рыдавшую Дину на фоне окна, освещенного солнцем, и весело потрескивавшего огня в камине.
Затем лед внутри его треснул, взорвался вспышкой ярости такой мощной, что даже в глазах потемнело. Руки сжались в кулаки, словно рядом находилось нечто осязаемое, что он мог тотчас же измолотить.
Но рядом не было никого, кроме плачущей Дины. Его руки опять безвольно опустились, и Финн почувствовал себя жалким и беспомощным. Полагаясь только на интуицию, он подхватил Дину, отнес к дивану и сел, покачивая ее на коленях, пока она не начала успокаиваться.
– Я собиралась тебе все рассказать, – наконец проговорила Дина. – Думала об этом прошлой ночью. Я хотела, чтобы ты все узнал до того, как мы попробуем… быть вместе.
Финну надо было как-то справиться со своей яростью. Но его челюсти были все так же сжаты, и слова прозвучали слишком резко:
– Ты думала, что это отразится на моих к тебе чувствах?
– Не знаю. Но я знаю, что от этого на моей жизни остался шрам и, что бы я ни делала, он всегда будет со мной. С тех пор, как это случилось… – она взяла из его рук платок и вытерла глаза, – я никак не могу этого забыть или притвориться, будто ничего не было, и почувствовать себя в состоянии заниматься любовью с мужчиной.
Рука, гладившая ее волосы, замерла лишь на мгновение. Он ясно вспомнил, как набросился на нее накануне вечером. И понял, что на этом их отношения закончились бы, если бы что-то не остановило его.
– Я не ледышка, – сдавленно и горько произнесла она. – Нет, не ледышка.
– Дина, – он слегка запрокинул ее голову, чтобы они встретились глазами, – ты самая горячая женщина из тех, кого я знаю.
– Вчера вечером не существовало ничего, кроме тебя; у меня даже не было времени подумать. Сегодня утром мне показалось несправедливым ничего тебе не рассказать. Потому что если бы у нас ничего не получилось, то виновата была бы только я. Не ты.
– Кажется, вот первая настоящая глупость, которую я от тебя слышу. Но давай пока что это отложим. Если ты хочешь все мне рассказать, то я слушаю.
– Да, хочу. – Она отодвинулась и теперь сидела рядом с ним на диване. – Все в университете знали Джеми Томаса. Он был на год старше меня, и, как большинство женщин в университете, я была в него влюблена. Так что когда он вдруг начал ухаживать за мной, я была польщена и ослеплена. Он был звездой футбольной команды и еще чемпионом по бегу. Я восхищалась этим, как и его планами работать в семейной фирме. Он неплохо соображал, был честолюбивым, с хорошим чувством юмора. Он всем нравился. И мне тоже.
Дина вздохнула, чтобы успокоиться и получше все вспомнить.
– Мы часто встречались в том семестре. Мы вместе учились, часто подолгу гуляли и вели глубокие философские споры, которые типичны для студентов. Я сидела на трибуне во время футбольных матчей и подбадривала его.
Она замолчала.
– Мы пошли на вечеринку после самой решающей игры сезона. В тот день он потрясающе играл. Все отмечали победу, и мы немного напились. Мы вернулись обратно на поле, только он и я, и он начал бегать, показывая мне разные футбольные движения и хитрости.
Просто дурачился. Внезапно он перестал дурачиться и повалил меня на землю. Вначале мне показалось, что это очередная шутка. Но он был таким грубым, что я испугалась. Я сказала, чтобы он прекратил. Только он совсем не собирался прекращать.
Хватит кокетничать, Ди. Ты сама этого хочешь. Ты весь вечер на это напрашивалась.
Она вздрогнула, крепко сжав руки.
– И я закричала, заплакала, стала умолять его. Но он был таким сильным, что вырваться и убежать было невозможно. Он разорвал на мне одежду. Мне было так больно.
Чертова дразнилка.
– Я звала на помощь, но рядом никого не было. Я завопила изо всех сил. И тогда он закрыл мне рот рукой. У него были такие широкие ладони. Я видела только его лицо.
Тебе это понравится, малышка.
– У него были мутные, словно стеклянные глаза. И он вошел в меня. Было так больно, что я подумала: сейчас он убьет меня. Но он не останавливался. Он не остановился, пока не кончил. А потом – казалось, что прошла целая вечность, – он скатился с меня и засмеялся.
Ну брось, Ди, ты же знаешь, что тебе повезло. Спроси у кого хочешь. Никто не может так осчастливить женщину, как славный старик Джеми.
– Потом он перестал смеяться и разозлился, потому что я ревела. Я ревела и никак не могла остановиться.
Не подумай вывалять меня в дерьме. Мы оба этого хотели. Попробуй только рассказать что-нибудь другое, и пол футбольной команды скажет, что ты трахалась и с ними, прямо здесь. Прямо здесь, черт тебя побери, на пятидесятиярдовой линии.
– Он рывком поставил меня на ноги и уперся лицом в мое лицо. И пригрозил: если я буду настаивать, что не хотела, то мне никто не поверит. Потому что он был Джеми Томасом. И все любили Джеми Томаса. Потом он бросил меня там, на поле, и я не стала ничего предпринимать. Потому что мне было стыдно.
Перед глазами Финна возникло лицо с мелкой газетной фотографии, и он почувствовал, как в нем закипает ярость. Но постарался говорить спокойно:
– И тебе не к кому было пойти?
– Я рассказала Фрэн. – Ее ногти глубоко впились в ладонь, но она заставила себя расслабить руку. – Прошло две недели, я больше не могла скрывать это от нее. Она хотела пойти к декану, но я не разрешила. – Она смотрела вниз, на свои руки, покраснев от горячего, удушающего стыда. – В конце концов она силой отвела меня к психоаналитику. Через некоторое время я постепенно пришла в себя. Я не хочу, чтобы это влияло на всю мою жизнь, Финн. – Теперь она смотрела на него опухшими горестными глазами. – Я не хочу, чтобы это испортило все, что могло бы быть между нами.