– Вижу… И все же надо было хоть кого-нибудь убить. Забрали бы оружие… Вдруг да русские не…
Громовое «ур-ра!» загремело вдруг от реки. Затрещали ружья. Один залп… второй… третий…
Алексей разжал пальцы и улыбнулся:
– Теперь – в штыковую! А у турок только берег пристрелян… И оружия мало. Я сообщал!
Словно призраки, появлялись из дыма зеленые мундиры. Покачивались треуголки, блестели штыки. Офицерские эспадроны грозно указывали направление атаки. Свистели над головами ядра.
– А ну, братцы! Не посрамим Россию-матушку! На шту-у-урм!
– Ур-ра-а-а!
Поднимаясь по кручам, бежали к турецкой крепости солдаты Астраханского полка, рядом с ними – казаки, драгуны, егеря в куцых мундирах.
Бой барабанов, рев труб! Громовое «ура» сотрясало воздух.
Вот это солдаты! Вот это да! Поистине – чудо-богатыри! А впереди, на лихом белом коне, сам командир, его превосходительство генерал-майор Александр Васильевич Суворов!
Не выдержав, Ляшин выскочил из-за валуна и, подхватив брошенное кем-то ружье – тяжелый турецкий мушкет – бросился в атаку.
– Ур-ра-а! Александр Василич! Господин генерал-майор…
– Ого! – командующий обернулся на крик. – Алешка, тебя ли вижу?
– Точно так, господин ге…
– Ну и молодец! Ну и славно! Да все мы нынче молодцы. Мы – русские, какой восторг! А ну, чудо-богатыри – в атаку, ура!
– Ур-р-а-а-а! – снова покатилось по всему берегу.
Бедолаги-турки, не в силах сопротивляться в очередной раз, дружно покинули крепость. Бежали, не чуя под собой ног! Кто-то из егерей, первыми ворвавшихся в селение, водрузил над минаретом полковое знамя. Белое, с золотым крестом.
– Вот уж точно, восторг! – радостно завопил Ляшин.
Ударил прикладом одного, второго… Утер пот. Устал. Упарился. Мушкет турецкий – штука тяжелая, не намахаешься!
Какой-то турок вдруг кинулся из кустов… Его тут же проткнули штыком! Господи, кто?
– Бояна! Ты что…
– Тоже ружьишко подобрала! – радостно улыбнулась дева. – И камзол – видишь.
Да уж, короткий турецкий камзол прикрыл голую спину – сорочка-то разорвана, не зашьешь.
– Ну, что стоим? Ур-ра! В атаку! Смотри-ка… – девчонка вдруг прищурилась. – Кто-то нам машет… Бежит… Мундир вроде русский…
– Так и русский… – бросив мушкет, Алексей распахнул объятия. Узнал. Еще бы не узнать…
– Ну, здоров, Прохор!
– И ты, господин капрал, будь!
– Как Никодим Иваныч?
– Эвон, в селеньи уже. Да и нам бы поспешать надобно. Кажись, бежали турки-то. Все!
– Да, надо в селенье, – поспешно покивала Бояна.
Прохор скосил глаза:
– Это кто еще? Пленник?
– Проводник… Со мной, короче. Ну, так в селенье-то идем?
– Мне там надо забрать кое-что… – на ходу бормотала девушка. – В доме Керима… Я только свое возьму – мне на память когда-то подаренное.
– А что подарили-то?
– Тунику.
– А, ну правильно. Эта-то изорвана вся.
– Да и та изорвана. Но – молитвы на ней. Помогают. Мне вот помогли. Тебя встретила…
– Вместе пойдем, – решительно заявил Ляшин. – Присмотрю. Чтоб не обидел кто.
Да уж! Разве такую обидишь?
* * *
Семнадцатого июня одна тысяча семьсот семьдесят третьего года генерал-майор Александр Васильевич Суворов осуществил свой «второй поиск на Туртукай». Крепость была захвачена вновь, несмотря на численное превосходство турок – около четырех тысяч человек против двух тысяч русских. Успеху наших войск во многом способствовали сведения, предоставленные капралом Алексеем Ляшиным, который и был за свои заслуги произведен в офицерский чин – сразу в поручики (или, как тогда говорили – «порутчики»), или, если на французский манер – в лейтенанты. Что ж, теперь и Ляшин мог именоваться «эфенди». Сам же Суворов за победы в Туртукае был награждён орденом Святого Георгия второй степени. А ведь могли и наказать за своевольство! Однако, как сказала матушка-царица Екатерина: «Победителей не судят!» Так вот и сам Александр Васильевич молвил Ляшину, да строго наказал «прошлым парня не корить», тем более что Алексей не преминул представить доказательства своего облыжного обвинения в потакании туркам. Доказательства, правда, вышли хиленькими – один «свидетель», да и тот – косвенный – Бояна. Тем не менее. Дальше никто разбираться не стал. Оправдали так оправдали – «Победителей не судят!»
* * *
По пути к дому Весельчака Керима Бояна, наконец, рассказала о том, что с нею произошло. Так, в двух словах, видно было – вспоминать об этом девушке неприятно. Обычная по тем временам история. Дядюшка Хашим-хаджи оказался подлецом и работорговцем! Племянницу он сделал своей наложницей почти сразу, та пыталась бежать и сопротивляться… И Хашим-хаджи счел за лучшее избавиться от нее – просто продал, не за такую уж и малую цену.
– Вся шайка Кривого Абдуллы – это люди Хашима, – сворачивая за мечеть, хмуро заметила дева.
– Та-ак… – покачав головой, Ляшин зло сплюнул. – Значит, и смерть Тимофея и прочих всех – на его совести. Не забуду.
– И я не забуду, – тихо промолвила Бояна. – Убью.
Серо-голубые глаза девушки вспыхнули ненавистью, в тихом голосе ее сквозила такая уверенность, такая твердость, что Ляшину стало ясно: эта – убьет! Отмстит, что бы ни случилось. Сказано – сделано.
Сорванные с петель ворота, ведущие на подворье Керима Весельчака, валялись рядом, в траве. Двор выглядел пустынным, все обитатели дома, похоже, что разбежались… или, скорее, прятались где-то, вряд ли успели сбежать. Хотя… кто их знает?
Переглянувшись, Ляшин с Бояной заглянули в пустую беседку и, не сговариваясь, повернули к дому. Просторный, в два этажа, дом Керима тоже казался пустым, как и все здесь. Такие дома – по сути, два дома под одной крышей, соединенные галереей – именовались конаки, в отличие от тесного жилища простолюдинов – эва. Первый – каменный – этаж, предназначался для слуг и хозяйственных целей, тут все уже перевернули, непонятно, кто – то ли русские, то ли сами слуги. Распахнутые сундуки, брошенная на пол одежда, россыпи круп и муки – что смогли, то унесли.
Поднявшись по резной деревянной лестнице на второй этаж, незваные гости очутились в селямлике – мужской половине дома. На женскую половину – «ха-рем» – как раз и вела галерея.
Тоже – полный разгром. Поваленные шкафы, распахнутые сундуки, опрокинутые табуреты. И тоже – непонятно. То ли свои похозяйничали, то ли хозяева как можно быстрей уносили ноги, прихватив все ценное. Бардак всюду, пух от подушек и перин, и – так же пусто. Хотя…
Алексей вдруг насторожился, услышав какой-то скрип. Кто-то ворочался под длинной широкой софою, идущей вдоль стен на манер наших российских лавок. Кто-то поскребся… Крыса? Мышь… Тьфу ты, черт! Кошка!