Немецкая форма сработала еще раз. Когда он вошел и неспешным, прогулочным шагом направился к месту работ, ближайший фельдфебель вытянулся, героически выпятив грудь и втянув начинающий расти живот. Второй подскочил, повинуясь небрежному движению затянутой в перчатку руки – чинопочитание вкупе со знаменитой немецкой дисциплиной во всей красе. Что же, тем лучше, рассудил Хромов, попутно вбивая кортик по самую рукоять под челюсть ближайшему немцу и тут же, не давая его коллеге сообразить, что произошло, нанося его коллеге два быстрых удара в челюсть. Тяжелых, полновесных удара, после которых тот «стек» на пол и остался лежать без сознания.
– Ну что, граждане пролетарии, – почти весело, хотя в голосе ноток усталости сейчас было куда больше, поприветствовал рабочих Сергей. – Работаем, значит, на оккупантов, предаем советскую власть?
Молчание и охреневшие лица были ему ответом. Впрочем, длилась пауза недолго.
– А куда деваться? – мрачно проворчал самый, пожалуй, старший из механиков, на вид ему было за полтинник. – Вы ж ушли, бросили нас немцам. И что дальше? С голоду подыхать? Или смотреть, как дети помирают?
– Спокойно, батя, я ж тебя не под расстрельную статью расспрашиваю. Хотя могу и поменять свое решение, – Хромов щелкнул пальцами, и рядом словно бы из ниоткуда материализовались двое разведчиков, продемонстрировавших собравшимся автоматы. Ну, так, на всякий случай, вдруг у них со страху мысли нехорошие в голове появятся. – В общем, предлагаю вам ударным трудом искупить свою вину. Час времени на то, чтобы привести эти агрегаты в рабочее состояние, или…
– Что или? – мрачно поинтересовался аксакал советской промышленности.
– Или вы им… – кивок в сторону лежащих фельдфебелей, – позавидуете.
Аргумент выглядел сильно, а труп убитого немца вонял кровью и дерьмом, намекая, что сделавший это не шутит. Ничего удивительного, что всего через полтора часа ударной работы оба грузовика уже шуровали по улицам. Нельзя сказать, что сидящим в кузовах машин бойцам, особенно раненым, было комфортно, но тут уж не до жиру. Сидели тихонько под натянутыми тентами и, в этом Хромов был уверен, тихонечко, про себя, молились. Все, даже самые идейные коммунисты и комсомольцы – на войне атеистов не бывает.
Механиков связали и оставили в мастерской. С одной стороны, чтобы кто-нибудь не рванул к хозяевам, желая выслужиться, с другой – когда немцы обнаружат, что случилось, это послужит им индульгенцией. Не по своей воле, дескать, и все такое. Хромов, кстати, предложил им уходить вместе, но рабочие дружно отказались. Что же, полуголодная, но стабильная и относительно безопасная жизнь вполне может казаться лучше, чем свобода, но постоянный риск. Это был их выбор. И кто такой Хромов, чтобы осуждать этих людей?
А вот пленный фриц сидел в кабине идущего первым грузовика, лихо крутил баранку и отчаянно потел, ощущая в каких-то сантиметрах от печени слегка покалывающее на ухабах кожу острие кинжала. Трудно сказать, каковы были его умственные способности, однако понимание того, как больно ему придется умирать, наверняка стимулировало мыслительный процесс. Во всяком случае, морду он держал кирпичом и с остановившими его как-то часовыми общался сквозь зубы, с непередаваемой спесью истинного фельдфебеля, вынужденного по долгу службы иметь дело с тупицами-рядовыми.
Благодаря этому маленькой колонне и удалось выбраться из города без происшествий. Хромов контролировал пленного, ухитрившийся выжить во всех перипетиях Платов, как лучше всех в группе знающий немецкий, вел второй грузовик. К счастью, его знания не пригодились, и вскоре головная машина едва не врезалась в стоящий поперек дороги танк, более всего похожий в темноте на возбужденный трактор. Очередной этап их одиссеи успешно завершился.
В печи жарко горел огонь, и его отблески, прорываясь из-за тонкой железной заслонки, заставляли метаться по стенам рыхлые сероватые тени. Вкусно пахло чем-то мясо-овощным, и Хромов упорно боролся между желаниями упасть и заснуть или вначале потерпеть и все же набить желудок. Остальные, похоже, разделяли его эмоции, а некоторые даже успели заснуть, но большинство пока крепилось. Ну и понимали люди, что те, кто поспит хоть немного сейчас – первые кандидаты в дозор.
Вряд ли жители деревни были довольны тем, что к ним среди ночи ввалилась такая орава, да еще и объявила, что задержится здесь на неопределенное время. Наверняка ворчали тихонечко, но вслух протестовать не решались. Что поделаешь – война, и всевозможные гражданские права отходят на второй план. Человек с оружием сейчас бог, царь и воинский начальник, так что приходилось терпеть. А уж оружия у незваных гостей было навалом.
И да, наивностью они не страдали. В свое время Хромов успел убедиться, что порядочность деревенских частенько распространяется только на односельчан, да и то не всегда. Что бы там ни говорили восторженные бородатые мальчики о том, что душа народа сохраняется именно в деревне, Сергей полагал, что она там, скорее, маринуется, а то и вовсе преет. И уже здесь с удивлением узнал, насколько его мнение совпадает с тем, которое имели бойцы постарше. Не молодежь, рожденная и выросшая в СССР, а жизнью битые и не первую войну прошедшие ветераны. Так вот, они к сельчанам относились весьма настороженно, и охрана в любой, даже самой лояльной вроде бы деревне выставлялась обязательно.
И все же они устали. Откровенно говоря, самого Хромова от того, чтобы наплевать на все и провалиться в сон, больше всего удерживал разговор с Мартыновым. Полковник немного оклемался, но то и дело встряхивал головой – от контузии звенело в ушах. Но речь его была вполне связной, и он активно рассказывал о своих злоключениях.
Как и предполагал Хромов, ничего особо эпического не произошло. Застали Мартынова врасплох, сработав крайне профессионально. Тех суперсолдат, что не так давно вынудили их отряд бросить насиженные места и сорваться в путь, не было, но и без них у немцев нашлись профи, знакомые с процедурой снятия часовых не понаслышке.
Скрытно подошли, внезапно ударили… В результате вместо организованного сопротивления получилось очаговое, с меньшей устойчивостью. Да и большие потери в первые минуты боя изрядно подпортили картину. В общем, трезво оценив ситуацию, Мартынов сразу понял, что ничего хорошего их не ждет. И, соответственно, попытался воспользоваться переданным устройством вызова.
Увы, никакой реакции не последовало. Почему? А черт его знает. Может, банально поломался, а воспользоваться другим не получилось. Хинштейн в тот момент уже горел в танке, Игнатьев работал из пулемета на другом конце села… В общем, не успел Мартынов ничего предпринять, разве что встретил врагов, как полагается. Завалил четверых, потом рядом бумкнула граната – и на том, в общем-то, все.
Уже находясь в плену и анализируя происшедшее, Мартынов пришел к тому же выводу, что и его командир разведки: столкнулись они с теми, кто преследовал Доватора, скорее всего, не случайно. Очень похоже, генерал и впрямь стряхнул с хвоста погоню, дав немцам сцепиться с группой Мартынова. После такого об активных действиях преследователям пришлось на некоторое время забыть – полковник и его люди сражались храбро и нанесли врагу немалый урон. В общем, то, что надо.