— Рыцарь плаща и шпаги. — Ливи облокотилась на деревянный столик. — И чем же это закончилось?
— Мыльным пузырем.
— Да ладно тебе, Торп, — разочарованно покачала головой Ливи. — Ну ты бы мог как-нибудь использовать это в качестве материала.
— А, то есть сляпать историйку, как я в одиночку проник в международную шпионскую организацию?
— А что, очень даже!
— Ну что ж, поплещитесь, мои уточки, — официантка поставила перед ними бокалы с вином и пивом, — и свистните мне, если захотите повторить.
— А знаешь, — сказала Ливи, когда девушка ушла, — у тебя просто роскошный имидж. Ну, для таких штучек.
— Да что ты говоришь, — засмеялся Торп.
— Жесткий, несгибаемый репортер. — Ливи отпила вина и изобразила на лице суровость. — В немного помятом дождевике. Лицо изборождено ветрами всех широт. Ты стоишь перед правительственным зданием или каким-нибудь глухим злачным местом, непременно под моросящим дождем. Говоришь в микрофон.
— Но у меня нет дождевика, — уточнил Торп.
— Не порть мне картину.
— Даже для тебя не могу сделать исключения, — сказал он улыбаясь, — и не буду вести съемку в дождевиках.
— Ну вот, я просто убита.
— А я очарован.
— Ты? Чем же?
— Да твоим представлением о репортере.
— А я так и представляла все до того, как пришла на телевидение, — призналась Ливи. — Я воображала, как встречаюсь с темными личностями в грязных барах и потом, еще до завтрака, обрушиваю на зрителей потрясающие репортажи. Захватывающие приключения и интриги. Настоящие сериалы.
— И, конечно, никакой бумажной работы, никаких проволочек и указаний свыше.
Медленно потягивая пиво, он рассматривал Ливи. Как это возможно, после такого изнурительного дня выглядеть столь прекрасной? Смеялась она весело и одобрительно.
— Ну, разумеется, никакой прозы. Конечно, в колледже имеешь дело уже с реальной жизнью.
Но, представь себе, о репортерах я еще долго думала как о людях, чья жизнь полна волнующих приключений и шика. До тех пор, пока мне не пришлось вести мой первый репортаж с места самоубийства. — Ливи встряхнула головой и снова отпила вина. — Такие вещи быстро помогают опуститься на землю. А ты, Торп, уже привык иметь дело с подобными происшествиями?
— К такому нельзя привыкнуть, — возразил он, — но справляться с эмоциями и хорошо делать свое дело научиться можно.
— Пожалуй, — согласилась она, — но немного грустно.
Настроение у нее переменилось. Пианист начал наигрывать меланхолическую мелодию.
— Ты действительно пишешь роман?
— Разве я когда-нибудь говорил об этом?
Ливи улыбнулась поверх ободка бокала.
— Говорил. О чем он?
— Ну, разумеется, о коррумпированной политике. А ты о чем пишешь?
— Я не пишу романов.
И, недобро сверкнув глазами, она посмотрела на него снизу вверх. Сердце у него почему-то заныло.
— Вообще-то, — начала она, понизив голос, — тебе можно доверять, Торп?
— Нет.
Ливи глухо засмеялась:
— Ну и ладно, я все равно тебе расскажу. Так сказать, не для публикации.
— Хорошо, не для публикации, — подтвердил Торп.
— Когда я училась в колледже и у меня было так мало денег, я кое-что писала налево.
— О? — удивился Торп, не понимая, как может быть мало денег у девушки из такой семьи, но ни о чем не спросил. — И в каком литературном жанре?
— Я сделала несколько вещиц для журнала «Моя подлинная история».
Подавившись пивом и откашливаясь, Торп уставился на нее.
— Ты шутишь! Для «журнала признаний»?
— Ну не будь так высокомерен. Мне нужны были деньги. А кроме того, — прибавила Ливи с некоторой гордостью, — это были очень неплохие маленькие рассказики.
— Неужели? — Торп игриво улыбнулся.
— Все вымышленные, — сделала она отрицательный жест.
— Хотелось бы мне их прочитать… просто так, в образовательных целях.
— Это уже невозможно. — Ливи взглянула на стойку бара, где разговор становился все громче. — А что ты делал в своей разгульной юности, Торп?
— Я разносил газеты. — Он тоже посмотрел на двух громко спорящих мужчин, сражавшихся в дартс.
— Ах, значит, ты всегда был связан с журналистикой?
— И ухаживал за девушками.
— Ну, это само собой разумеется.
Ливи явно заинтересовалась двумя уже ощетинившимися игроками. Сидевшие у стойки разделились во мнениях насчет той или другой стороны. Торп достал бумажник.
— Мы разве уходим? — спросила она, когда он вынул деньги.
— Через минуту начнется потасовка.
— Понимаю. — Ливи усмехнулась. — Я хочу посмотреть. Ты за кого, за того, кто в шляпе или того, с усами?
— Ливи, — ответил он терпеливо. — Когда ты в последний раз присутствовала при драке в пабе?
— Ну не будь таким надутым, Торп. Я ставлю на шляпу. Он пониже ростом, но жилистый. — Не успела она договорить, как усатый сунул кулаком в живот шляпе. Торп, смиряясь, вздохнул и откинулся назад. Ливи в углу, положение почти безопасное.
Сидевшие за стойкой повернулись, чтобы удобнее было наблюдать, и, не отрываясь от выпивки, стали выкрикивать разные словечки, поощряя противников. Ливи заморгала, увидев, что ее «ставке» крепенько врезали. По всему пабу посетители начали заключать пари на победителя. Бармен продолжал спокойно вытирать стаканы. Двое мужчин яростно сцепились и упали, продолжая награждать друг друга тумаками. Торп смотрел, как они катаются по полу. Вот они опрокинули стул. Кто-то поднял его и поставил подальше, уселся и стал подбадривать того, за кого болел. Со всех сторон раздавались советы.
«Да, предсказание Ливи, по-видимому, оправдается», — решил Торп. Мужчина в шляпе был увертлив, как уж. Вот он зажал голову своего более увесистого противника под мышкой и потребовал сдаться. Покрасневшему от стыда и нехватки воздуха противнику не оставалось ничего другого.
— Хочешь еще выпить? — спросил Торп у Ливи, когда шум и волнение утихли.
— Гм? — Тут Ливи снова обратила на Торпа внимание и улыбнулась, видя сухое выражение его лица. — Торп, ты не думаешь, что это хороший материал для репортажа?
— Ну, если ты хочешь рассказать о новом виде тотализатора, — согласился он, но тут же улыбнулся. — Ты удивляешь меня, Оливия.
— Почему? Потому, что я не завизжала и не закрыла лицо руками?
Ливи, смеясь, сделала знак официантке.