К тому же существовала такая вещь, как вопрос доверия. Если он будет действовать в обход Рис, она перестанет ему доверять.
Утверждает, что влюблена, но не терпит никакого давления. Женщины… Только они способны спутать смесь желания и дружеских отношений с настоящим чувством. При всем при том она была очень ранима — слишком многое ей довелось пережить.
Броуди выпрямился, достал из кармана ключ, который дала ему Рис.
Доверие. Итак, что же он намерен делать?
Броуди щелкнул замком и шагнул внутрь.
В воздухе витал еле уловимый аромат. Рис. Этот запах он узнал бы где угодно.
Лившийся в окна свет падал на деревянные полы, на старенькую, обветшалую мебель, на ярко-голубое покрывало, купленное Рис специально для тахты.
Конечно же, она заслуживала лучшего. Броуди подумал о том, что мог бы помочь ей с деньгами. Пусть купит себе ковер, пару картин на стены.
«Играешь с огнем, парень, — сказал он себе. — Купи женщине этот треклятый ковер, и следующее, что она потребует от тебя, — это кольцо».
Кроме того, из окон у нее открывался вид, который нельзя было купить ни за какие деньги. Кому нужен ковер или пара картин на стены, если за окнами у тебя высятся величественные горы, а озеро плещется едва ли не у самых дверей?
Взяв со стола ноутбук, он сунул его в сумку. Будет лучше, если Рис и сегодня переночует подальше от этого места. Вполне возможно, что она захочет прихватить с собой кое-что из вещей.
Затем он открыл ящик в маленьком столике, который попал сюда стараниями Джоани. В ящике лежали два карандаша, черный маркер и тоненькая книжка в кожаном переплете. Альбом для фотографий, понял Броуди. Любопытство пересилило, и он перелистнул страницу.
Первой шла фотография пожилой женщины, удобно расположившейся на скамейке в небольшом ухоженном садике. Лицо ее было жирно перечеркнуто крестом. А вот она же в черных брюках и белой рубашке, держит на коленях крохотного пуделя. Вот пара в длинных фартуках, а тут целая группа людей с бокалами шампанского. Мужчина на фоне большой кухонной плиты.
И везде — тот же крест на лицах.
На последней фотографии Рис стояла среди доброго десятка людей. Ресторан, пришел к выводу Броуди. Должно быть, тот, где она работала раньше. У Манео. Только ее лицо и не было зачеркнуто.
Под каждым человеком маленькими печатными буквами было выписано — мертв. Под изображением Рис стояла другая подпись — безумна.
Интересно, видела она уже это? Будем надеяться, что нет. Броуди сунул альбом в сумку. Дома он решит, что с этим делать.
Далее настала очередь платяного шкафа. Невзирая на внутренний дискомфорт, Броуди стал осматривать ящики с бельем. В конце концов, он уже касался этих самых вещей — прямо на Рис. Так почему бы не поворошить их немного, пока они лежат сложенными в шкафу?
Однако чувство дискомфорта не проходило.
Впрочем, одежды у нее оказалось совсем немного. Сразу видно, что эта женщина путешествует налегке.
Другое дело — кухонные ящики. Здесь всего было предостаточно. И везде царил полный порядок. Ничего лишнего, ничего случайного. Он обнаружил всевозможные чашки, ложки, метелки для взбивания (неужели кому-то может понадобиться больше одной?) и еще множество предметов кухонной утвари.
О предназначении некоторых вещей он мог лишь догадываться. Но все они, подобно кастрюлям и сковородкам, были аккуратно расставлены по своим местам.
Во втором шкафу Броуди нашел ступку и пестик. Заглянув в чашку, он увидел, что та до краев полна таблетками.
Осторожно вытащив ступку, он поставил ее на стол.
Затем он направился в ванную. Пузырьки из-под таблеток, как и прежде, стояли в аптечке, только теперь все они были пусты.
Вот они, мины-ловушки, с нарастающим гневом подумал Броуди. Хитроумный ублюдок.
Чувствуя, что руки его вот-вот сожмутся в кулаки, он спрятал их в карманы и принялся рассматривать стены.
Надписи были сделаны все тем же аккуратным почерком. Однако слова наползали друг на друга, переходили с пола на стены и наоборот. Все это производило впечатление некоторого сумасшествия.
Тот, кто это сделал, действовал весьма расчетливо и хладнокровно.
Достав цифровой фотоаппарат, Броуди начал фотографировать крохотную комнатку под всевозможными углами. Он заснял надписи, отдельные слова и даже отдельные буквы.
Задокументировав все как следует, он вновь прислонился к дверному косяку.
Совершенно очевидно, что Рис не может вернуться в такое жилье. Нужно пойти к Маку, купить какой-нибудь растворитель. Что-то такое, что позволило бы смыть маркер с пола, ванны и плитки.
А остальное можно будет закрасить. Вряд ли у него уйдет на это много времени — пара часов, не больше.
Это куда лучше, чем покупать ей какой-то дурацкий ковер.
Наверняка Мак поинтересуется, зачем ему краска и растворитель. Броуди понимал, что без вопросов в Кулаке Ангела можно было купить разве что туалетную бумагу.
Впрочем, он не собирался рассказывать о том, что намерен поработать у Рис. Люди могут сделать совершенно неверные выводы из того, что он красит стены у женщины, с которой спит.
Не прошло и получаса, как Броуди вновь сидел на коленях в ванной, усердно оттирая маркер. И это при том, что он всегда считал наказанием любую домашнюю работу, кроме варки кофе!
Рис осторожно повернула ручку двери. Ее просто тошнило при мысли о том, что квартира не заперта. А еще ее тошнило при мысли о том, что Броуди может лежать сейчас внутри — раненый или того хуже.
Почему он еще здесь? Она рассчитывала, что он занесет ей ключ задолго до перерыва. Но этого не произошло, а машина его по-прежнему стояла у тротуара.
Она легонько толкнула дверь.
— Броуди!
— Я тут.
— С тобой все в порядке? Я увидела машину и решила… — Она сделала пару шагов, принюхалась. — Что это, краска?
Броуди вышел из ванной с кистью в руках, слегка заляпанный краской.
— Да уж, аромат еще тот.
— Ты красишь ванную?
— Почему бы и нет? Там и места-то всего ничего.
— Все равно спасибо, — голос ее дрожал от нахлынувших эмоций.
Броуди уже успел закрасить потолок и те места на стенах, где не было плитки. Сама краска была нежно-голубой — как если бы облачко окунулось на мгновение в озеро, впитав в себя часть его цвета.
От красных пятен на стенах и полу не осталось и следа.
Рис прислонилась к Броуди:
— Мне нравится этот цвет.
— Выбор там в любом случае был небольшой. Впрочем, я долго любовался на банку с ярко-розовой краской.