Василий, войдя под руку с Марией в зал, с неудовольствием заметил своего родственника, бывшего любовника жены, Павла Голенищева-Кутузова, стоявшего возле тяжелой синей бархатной портьеры и потягивавшего шампанское.
«И этот здесь!» – подумал он и огляделся в поисках Боржевского.
Нынешний воздыхатель уже несся к ним на всех парусах. Он припал к руке Марии, вызывая шепот неодобрения.
– Пойдем. – Василий взял ее за локоть, но она кокетливо выдернула его.
– Куда? Мне хорошо и здесь. Стефан, как вы находите наших красавиц? По-моему, их наряды гораздо менее пышные по сравнению с прошлым годом.
Боржевский что-то учтиво отвечал, но Василий его не слышал. Он молил Бога, чтобы дал ему силы выдержать эту пытку до конца.
Тарновский видел, как молодые дочери князя, которых таскали по балам в надежде на выгодную партию, отошли к стене и стали показывать на него пальцем. Княгиня-мать, стоявшая рядом в пышном черном платье, шикнула на них, но девушки продолжали глазеть на странную, по их мнению, семейную пару.
Когда к ним подошел Павел Голенищев-Кутузов, Василий почувствовал, как закололо сердце.
– Приветствую тебя, Василий. – Он галантно поклонился, и Тарновский с ненавистью уставился на его белый пробор в черных волосах. – Приветствую и вас, прелестная Мария. Скажите, вас уже пригласили на мазурку?
– Я давно сделал это. – Стефан выдвинулся вперед и выпятил грудь, как голубь, ворковавший возле голубки.
Голенищев-Кутузов прищурился:
– Не имею чести вас знать.
– Это мой очень-очень хороший друг Стефан Боржевский, – отрекомендовала его Мария, кокетливо улыбаясь и обмахиваясь белым веером. Супруга покоробило от слова «очень», на которое она с умыслом сделала ударение. – Павел, как вы находите мое новое платье? Не правда ли, оно прелестно?
Граф зарделся:
– Оно так же прелестно, как и вы, Мария. Поверьте, вы украсите любое платье.
– Вы всегда были галантным кавалером. – Тарновская прижалась к нему бедром, и Василий похолодел. – Пожалуй, я станцую с вами.
Это было сказано громко, вызывающе громко, и князь Василевский, слывший большим бабником, тотчас поспешил к ним. Он смотрел на Марию с восторгом, и Василий подумал, что распущенность жены делала ее еще привлекательнее в глазах мужчин. Сейчас они слетятся к ним, как мухи на сахар.
– Скажите, дорогая Мария, у вас все танцы расписаны? – поинтересовался князь, буравя ее своими масляными глазками.
Она пожала плечами и томно, многообещающе улыбнулась:
– Здесь нет нашего хорошего друга Протасова. Ему я всегда оставляю кадриль.
Князь наклонился к ее маленькому уху и принялся что-то говорить, касаясь губами рыжих завитков. Мария громко смеялась.
Мужчины оттеснили несчастного супруга к окну, окружили жену, наперебой приглашая ее танцевать и говоря комплименты. Он чувствовал злобу, горечь, но ничего не мог поделать. В зале находились особы, приближенные к императорской семье, и ему бы не хотелось, чтобы о его жене узнали в самых верхах.
Василий принялся теребить пуговицу на фраке, оторвал ее и с негодованием бросил на паркетный пол. Мария не обращала на него никакого внимания, ей давно не было дела до его чувств и его репутации.
Когда раздались звуки вальса, обольстительница почти не смотрела на пару, открывшую бал, – красивую графиню с блестящим гвардейским офицером. Она была занята своими мужчинами.
Василий отвернулся к стене и с силой ударил по ней кулаком. К нему подошел лакей с подносом, предлагая мороженое, фрукты и шампанское, но мужчина покачал головой. Ему не хотелось ни есть, ни пить. Он сознавал себя бесконечно одиноким и опозоренным и не знал, как себя повести.
О, если бы можно было надавать пощечин ее кавалерам, увести жену домой, к детям…
А бал между тем разгорался. Мария уже танцевала с Павлом, и кавалер старался поймать ее взгляд, ловил момент, когда маленькую ручку можно было прижать к своей груди. Потом его сменил князь, на которого Тарновская смотрела с откровенным восторгом.
Василий решил не дожидаться конца этого представления: нервы были на пределе.
В перерыве он подошел к веселой компании и бросил жене:
– Мне нужно поговорить с тобой.
Она лишь махнула веером:
– Ах, оставь. Я занята, неужели ты не видишь?
Ее равнодушие разозлило еще больше, злость и обида клокотали адским бульоном.
– Господа, могу ли я хотя бы иногда оставаться наедине со своей женой? – Тарновский повысил голос и выпрямился. – Если да, сделайте честь – покиньте Марию хотя бы на время.
Их веселые лица удивленно вытянулись, но они послушались, отошли.
– Ты сошел с ума, Васюк! – Женщина готова была наброситься на него, растерзать, и ее останавливали только любопытные взгляды.
Она не могла не понимать, что общество на стороне мужа, которого обманывали так явно, так нагло и вызывающе. – Если тебе не нравится бал, можешь идти домой. Тебя никто не держит.
– Ты пойдешь со мной. – Он схватил ее за талию, и Мария сильным движением высвободилась.
– Еще чего! Оставь меня в покое. Ты, в отличие от этих молодых господ, прескучный.
Горечь обиды и злость переполнили его, закипели в груди, и мужчина, схватив жену за плечи, начал ее трясти. Она дергалась в его руках, как тряпичная кукла, пытаясь ослабить тиски, но это ей не удавалось.
– Я сказал, ты пойдешь со мной. – Васюк дернул в последний раз, и она чуть не упала на него, ослабевшая.
– Ладно, ладно, пойду.
Мария взяла бокал шампанского на высокой ножке у проходившего мимо лакея и залпом выпила.
– Сегодня твоя взяла, дорогой. Не могу обещать того же в следующий раз. Если он наступит.
Василий подтолкнул ее к выходу, не давая возможности попрощаться с ухажерами, и парочка покинула зал к разочарованию гостей. Все ждали грандиозного скандала – и он не состоялся.
На улице мужчина затолкал жену в экипаж и приказал кучеру везти их домой. А дома они, как всегда, разошлись по разным комнатам, не сказав друг другу ни слова.
Да и зачем? Все слова давно уже были сказаны и ничего не могли изменить.
Закрывшись в спальне, женщина сняла свое белое платье и вдруг зарыдала злобно, без слез. Она, уже попрощавшаяся с мужем в своих мыслях, негодовала, что ее тщательно выверенный план не срабатывал. Васюк и Стефан не торопили события.
Мария дернула себя за рыжие волосы, и на пол посыпались шпильки, а тяжелые косы упали на плечи. Дрожавшими руками женщина придвинула к себе футляр с диадемой и, вытащив сокровище, поднесла его к окну.
Даже в тусклом свете уличного фонаря бриллианты заискрились, разноцветные лучики забегали по стенам, и Мария перестала плакать, будто диадема обладала какой-то магической силой.