— Фэйф нет? — В душе Кейда закралась тревога.
— Не беспокойся, она у дока Уэйда. Упорхнула вчера, сказав, куда направляется, но, когда вернется, не знает. Никто, кроме меня, наверное, не ночует в своей постели… Садитесь и поешьте.
— Мне надо поговорить с матерью. А ее покорми, — распорядился Кейд, кивнув на Тори.
— Но я не щенок, — пробормотала Тори, — не беспокойся, Лайла, мне ничего не надо.
— Садись и убери с лица страдальческое выражение. Это его дом, и он сам уладит дела со своей матушкой, тебе незачем ломать себе голову, как все устроить. — Лайла поставила на стол кофейник. — И съешь все, что я положу тебе на тарелку.
— Начинаю понимать, на кого похож Кейд.
— А почему бы и нет? Я главным образом и воспитывала его. Ничего не хочу сказать плохого о мисс Маргарет. Некоторые женщины не созданы быть матерями, вот и все. Это не делает их хуже. Просто они такие, какие есть.
Она положила на тарелку большой кусок пышного бисквита.
— Сожалею о том, что случилось с твоей матерью.
— Спасибо.
— Некоторые женщины не созданы для материнства. Вот почему, как в песне поется, господь да благословит детей, которые создают себя сами. Ты, девочка, из таких. И всегда была такая.
И в первый раз, после того, как Тори узнала о смерти матери, она заплакала.
Кейд застал в гостиной одного судью.
— Добрый день, судья.
Джеральд обернулся, и суровые черты его лица смягчились, когда он увидел Кейда.
— Я надеялся, что смогу поговорить с тобой сегодня утром. Удели мне минуту.
— Конечно. — Кейд вошел и пригласил судью сесть. — Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо?
— Иногда напоминает о себе небольшой артрит. Что поделаешь, возраст.
— Я уверен, что мать уже говорила с вами о некоторых изменениях в своем завещании. — Кейд решил сразу перейти к делу.
— Она гордая женщина. И ее беспокоит твое будущее.
— Беспокоит? Ее? Но для этого нет причин. Я живу прекрасно. Если же она беспокоится о судьбе «Прекрасных грез» — то ее беспокойство тоже беспочвенно. У нас очень удачный год.
Джеральд откашлялся:
— Кейд, я хорошо знал твоего отца, был его другом. И я надеюсь, что ты воспримешь мои слова тоже как дружеские. Не торопись с осуществлением своих личных планов и поразмысли над ними еще. Я полностью осознаю, что такое мужские потребности и желания, но нельзя их ставить во главу угла, нельзя ради них поступаться долгом, практическими интересами и прежде всего интересами семьи. Это никогда ни к чему хорошему не приводит.
— Я просил Тори выйти за меня. Мне не нужно для этого материнское благословение и ваше тоже.
— Кейд, ты молод, вся жизнь у тебя впереди. Я только прошу, как друг твоих родителей, подумать еще некоторое время. Особенно теперь, когда в жизни Тори Боден произошла такая трагедия. Трагедия, которая очень многое говорит и о ней, и о той среде, из которой она вышла. Когда она здесь жила в детстве, ты тоже был еще мальчиком, и тебя ограждали от грубых фактов жизни.
— Каких?
Джеральд вздохнул:
— Ханнибал Боден опасный человек. И несомненно, человек с больной психикой. Такие вещи передаются по наследству, ты это знаешь. Поверь, я ей очень сочувствую, но того, что есть, не изменить.
— То есть «яблоко падает недалеко от яблони»? Или «кривой сучок — потому и растет»?
Лицо Джеральда вспыхнуло от раздражения.
— И то, и другое — справедливо. Виктория Боден слишком долго жила под тяжелой рукой отца, чтобы искривиться душой. Много лет назад бабушка Виктории с материнской стороны, Айрис Муни, приходила ко мне. Она хотела отсудить у Боденов опекунство над девочкой. Она говорила, что Боден избивает дочь.
— Она хотела нанять вас?
— Да. Однако у нее не было достаточно веских доказательств, что он бьет девочку. Я не сомневаюсь, не сомневался и тогда, что она говорит правду, но…
— Вы знали, — очень тихо сказал Кейд, — вы знали, что он бьет ребенка, и ничего не сделали?
— Но закон…
— К чертовой матери такой закон, — сказал Кейд очень холодно, вставая с места. — Она приходила к вам за помощью, она хотела вызволить ребенка из этого ада. И вы ничего не сделали.
— Это были семейные, родственные дела. И у нее не было доказательств.
Джеральд, разгорячившись, тоже встал. Он не привык, чтобы с ним разговаривали как на допросе и смотрели на него с таким презрением.
— Не было на этот счет ни полицейских рапортов, ни заявлений со стороны социальных служб. Если бы я принял дело к ведению, все равно бы ничего не вышло.
— Но вы даже не попытались. Тори прошла через все это одна, ей никто не помог. А теперь, извините, у меня есть личное дело.
Кейд быстро поднялся по лестнице и постучался в комнату матери. В доме все двери всегда были закрыты. Барьеры недоступности падали только после вежливой просьбы войти. Это он переменит. Его дети не будут ожидать дозволения войти.
— Войдите.
Маргарет даже не повернулась к сыну, продолжая укладывать вещи. Она видела, как Кейд подъехал к дому с этой женщиной. И знала, что скоро он постучится в ее дверь. Он, разумеется, попросит ее изменить решение и не уезжать. Он прежде всего делец и будет стремиться к компромиссу. Она выслушает его просьбы и предложения и — отвергнет их.
— Извини, что беспокою тебя. — Он говорил это сотни раз, получив разрешение войти. — Мне жаль, что мы с тобой не сошлись во мнениях.
Она не дала себе труда даже повернуться к нему лицом.
— Я распорядилась, чтобы мой багаж увезли сегодня днем. Естественно, я желаю, чтобы остальное мое имущество переслали мне позднее. Я составила список моих собственных вещей. За годы жизни в этом доме я многое приобрела на свои средства.
— Разумеется. Ты решила, где будешь жить?
Вопрос, заданный ровным и спокойным тоном, заставил ее опустить руки. Ее взгляд устремился на него.
— Нет, никаких планов на постоянное место жительства я не имею. Это нужно тщательно обдумать.
— Да, мне кажется, тебе будет удобнее в своем собственном доме и где-нибудь поблизости, так как ты связана с социальными службами. У нас есть дом на углу улиц Главной и Магнолий. Приятный на вид, кирпичный двухэтажный дом, с хорошо ухоженным садом и двором. В настоящее время там живут, но аренда кончается через два месяца. Если тебя это интересует, я уведомлю жильцов об окончании срока аренды.
Она потрясение смотрела на Кейда.
— Как же легко ты выставляешь меня вон!
— Я тебя не выставляю. Я буду рад, если ты останешься. Это твой дом и таким и останется, но он станет также домом и для Тори.