О дружбе. Эволюция, биология и суперсила главных в жизни связей - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Денворт cтр.№ 39

Так уж получилось, что отец Бена, Лоренс Штейнберг, – психолог в Темпльском университете и один из признанных специалистов по подростковому развитию ^[195]. Как раз в то время, когда случилось ночное приключение, Штейнберг-старший руководил группой ученых, занимавшихся проблемами подростков в связи с ювенальной юстицией. Выходка Бена побудила его внимательнее разобраться во влиянии друзей на рискованное поведение, каковым славятся подростки. Штейнберг-старший подозревал, что если бы его сын был один, то он, во-первых, не ушел бы среди ночи из дома, а во-вторых, не стал бы убегать от полиции.

Мы знаем, что, когда подростки находятся в компании друзей, их поведение становится бесшабашным. Подросток за рулем в компании сверстников имеет в четыре раза больше шансов попасть в аварию, чем если он едет один. Это не относится к взрослым. Они более надежные водители. Подростки склонны к криминальному поведению, когда собираются вместе. Взрослые, нарушающие закон, как правило, стараются действовать в одиночку. Подросток делает первый глоток спиртного, первую затяжку марихуаны или пробует какой-то другой наркотик чаще в компании сверстников, а не в одиночестве. Примечательно, что в компании сверстников подростки употребляют алкоголь в семь раз чаще, чем в кругу семьи, и практически никогда не пьют в одиночестве. Взрослые в своем большинстве считают, что винить во всем надо давление сверстников – иногда явное, иногда скрытое: попробуй это сделать, закури, сделай хотя бы глоток. Однако Штейнберг показал, что не все так просто. Он и его коллеги обнаружили феномен, который был ими назван «эффектом сверстника».

«Присутствие ровесника играет настолько значимую роль в подростковом возрасте, что заставляет даже мышей нарушать правила поведения», – писал Штейнберг в 2014 году в своей книге «Возраст возможностей» (Age of Opportunity) ^[196]. Давление здесь не является непременным условием, достаточно одного присутствия. Я позвонила Штейнбергу, и он объяснил, как они с коллегами пришли к такому выводу.

Весьма уместным было воспользоваться для этого видеоигрой. Подростки и взрослые приходили в лабораторию университета, приводя с собой двоих друзей. Участники эксперимента занимали водительские места на видеотренажерах, имитирующих езду на автомобиле. Задача состояла в том, чтобы как можно быстрее проехать по заданному маршруту. «Водители» часто натыкались на желтый сигнал светофора. Что делать – остановиться или ехать дальше? Стимулы были двоякого рода. С одной стороны, время поджимало, и это подталкивало к рискованным решениям. С другой стороны, водителей предупредили, что на один из перекрестков выедет другая машина как раз в тот момент, когда испытуемый поедет на желтый свет. Столкновение грозило большой потерей времени. Таким образом, действовал мощный стимул соблюдать осторожность, аккуратно вести машину и не испытывать судьбу. Для того чтобы сделать ситуацию еще интереснее, ученые пообещали материальный приз тому, кто преодолеет маршрут быстрее других.

Водители принимали решения не вполне самостоятельно. Иногда в одном помещении с ними были их друзья. Иногда друзья находились в соседней комнате, их можно было видеть на экране монитора, но общаться с ними было невозможно. Результаты оказались поистине поразительными. Когда в комнате были друзья, подростки рисковали почти во всех случаях. Взрослые так не поступали. Если же друзья находились вне помещения, но рядом и наблюдали действия водителя на мониторе, то подростки все равно были склонны идти на риск. В этих ситуациях друзья не могли выказать давление в вербальной форме, но это не имело никакого значения. «Когда подростки знали, что их друзья могут видеть их действия, то они шли на риск чаще, чем когда находились в одиночестве», – говорит Штейнберг. Со взрослыми такого не случалось.

Потом Штейнберг вместе с нейрофизиологом из Темпла Джейсоном Чейном провел тот же эксперимент с «вождением», но на этот раз в камере аппарата МРТ. Ученые наблюдали тот же эффект сверстника, но на этот раз они одновременно видели, что происходило в головном мозге испытуемых. «Когда подростки находились в присутствии сверстников, то само это присутствие активировало центры вознаграждения мозга, – отмечал Штейнберг. – Чем сильнее была эта активация, тем больше был риск, на который мог пойти подросток». Ученые разработали более многогранную теорию, нежели теория давления. «Мы пришли к мысли, что в основном, когда дети находятся рядом с другими детьми, в их мозгу происходит стимуляция системы вознаграждения, в результате чего она с большей легкостью возбуждается и активируется. Это, в свою очередь, чревато повышенным вниманием к возможному вознаграждению за рискованный выбор и пониженным – к его потенциальной цене» ^[197].

Все это прекрасно, но вдруг одно только знание о том, что друг здесь, уже является формой давления со стороны сверстника? Испытуемые подростки, несомненно, полагали, что рискованное поведение произведет должное впечатление на друзей, и ехали на перекрестках на желтый свет, чтобы выиграть гонку, рискуя попасть в аварию. Понимая это, Штейнберг, Чейн и их коллеги придумали способ исключить эту возможность. Для этого им понадобились подростки, которым все равно, что о них думают сверстники. Ученые использовали мышей.

– Мы воспитывали каждую из мышей с момента отлучения от матери с двумя мышами из других пометов, – рассказывает Штейнберг. – По сути, мы создали мышиную группу ровесников.

Так как мыши не могут играть в видеоигры с вождением автомобиля, Штейнберг и Чейн давали им алкоголь, который активирует центры вознаграждения у мышей так же, как у людей. Случайным образом мыши тестировались либо в одиночестве, либо в присутствии сверстников; половину испытуемых составлял молодняк (эквивалент подростков), половину – взрослые особи. Сколько алкоголя может выпить мышь при неограниченном доступе к нему? В присутствии других животных мыши-подростки пили больше алкоголя, чем в одиночестве. У взрослых мышей такой разницы не было ^[198]. «Нам кажется вполне разумным вывод, что у самого мозга подростков-млекопитающих есть какая-то особенность, которая делает его особенно восприимчивым к влиянию сверстников, а самого подростка заставляет с бóльшим рвением стремиться к вознаграждению (разве только нам неизвестно о мышах нечто, могущее заставить нас вменить им мысли о том, какого поступка ждут от них сверстники)», – говорит Штейнберг. Он и его коллеги начали называть этот феномен не «давлением сверстников», а «присутствием сверстников».