Тебе меня не получить - читать онлайн книгу. Автор: Катерина Снежинская cтр.№ 50

– Это мы ещё посмотрим, – пробормотал рогатый, так и застывший в полупоклоне колодезным журавлём. – Не будь дурой, я всё равно своё получу.

– Я поняла, в чём ваша ошибка, – задумчиво протянула Ора. Девушка сорвала травинку, сунула в зубы, пожевала и выплюнула. Трава оказалась невыносимо горькой. – Вы слишком сильные, даже всесильные. Вот и думаете, будто всё можете.

– И где ошибка? – не понял демон.

Роен в ответ только загадочно улыбнулась, откидываясь назад. Ей очень хотелось увидеть небо, но над головой был каменный потолок, пусть и высокий и светлый, но всё же не то. Поэтому она просто закрыла глаза, предоставив громиле право делать всё, что вздумается. Благо желание немедленно продолжить род его покинуло. Пока покинуло.

Но кто виноват, что он сам подсказал, как ей отсюда выбраться?

***

То, что больше всего боишься, обязательно случится. И чем больше ты этого боишься, тем скорее стрясется. Грай-таки остался один, братья исчезли – были и нет, будто их совсем не существовало. Вот только что впереди шёл Лис, в затылок дышал Барс, а дальше топал Олден – и вмиг никого. Каменная кишка коридора осталась прежней, ничего не изменилось. Экзорцист всё так же чуял все заныры-входы, все жемчужины, вот только на Нити он был совершенно один. Если, конечно, не считать Тьмы с Тишиной.

Грай обеими ладонями растёр лицо, навалился спиной на мокрую склизкую стену, сполз вниз, садясь на пол, не обращая внимания ни на задравшуюся куртку, ни на съехавшую повязку на разорванном предплечье. Над ранами немедленно засеребрился дымок, но это сейчас не имело ни малейшего значения.

Проиграл, всё-таки проиграл. Финал, собственно, закономерный, так и должно было случиться, но почему-то легче от этого не становилось.

Он честно хотел быть сильным, однажды поклявшись, делал всё, чтобы это исполнить и даже, наверное, немного больше. Но оказалось этого мало, а что нужно, Грай не знал. Потому и очутился в долбанном коридоре, смахивающем на гробницу. Впрочем, эта могила ничуть не хуже любой другой. Тем более, Один ему давным-давно пропуски засчитывал.

Экзорцист откинул голову, опершись затылком о неприятно холодящий камень, с трудом, морщась, вытянул ноющие ноги.

Оставалось лишь ждать, но ведь таким, как он ничего другого и не полагается. Это-то он понял давно, но всю жизнь дёргался, пыжился, пытаясь что-то доказать. А добился только одного: сам он жил, хоть и не очень понятно зачем, любезно позволив другим умирать за него.

Первыми стали, конечно, родители. Кто сказал, будто время стирает память? Он помнил даже ворс ковра цвета красного вина, который щекотал ладони, и тепло солнечного пятна.

Эти щекотка с теплом интересовали его куда больше, чем шахматы, которыми он якобы играл. В отцовском кабинете просто так сидеть было нельзя, а вот за шахматами можно. Нужно только время от времени передвигать фигуры и изредка задавать правильные вопросы. И сиди сколько хочешь: гладь ковёр, жмурься на солнце, смотри на письменный стол, снизу кажущийся огромным, как замок, и на хмурящегося отца, недовольно шелестящего бумагами.

Шум он услышал почему-то только тогда, когда появилась мама, она что-то крикнула, всплеснула руками. Отец вскочил, засуетился нелепо, метнувшись зачем-то к книжным полкам, обратно к столу. Подбежал к сыну, больно схватив его подмышки, встряхнул так сильно, что он едва не заревел и, распахнув шкаф… сунул его на полку, сминая свитки, бумаги. Дверца захлопнулась, скрежетнул ключ, навалилась темнота и душный запах бумажной пыли. Потом мрак прорезал тонкий лучик солнечного света из освободившейся замочной скважины.

Грай, который тогда Граем ещё не был, испуганный до того, что в животе потяжелело, шёпотом позвал родителей, но они не слышали и не удивительно. Там, за тоненькой дверцей шкафа, грохотало, звенело и скрежетало так, будто в кабинет ворвался великан или сразу несколько великанов, крушащих всё, что на пути попадалось. Тонко, надрывно кричала женщина, но крик оборвался, словно его обрезали. Грохали чьи-то тяжёлые шаги, словно великаны прохаживались, успокаиваясь, потом не стало слышно ничего, совсем. А он лежал в гнезде из смятых, мокрых по его же вине бумаг, таращился на тонкую спицу света, так и не решившись глянуть в замочную скважину.

Экзорцист снова растёр лицо, цепляясь жёсткими мозолями на ладонях за мерзко-чувствительную кожу на скулах, за шрамы. Облегчения это всё равно не принесло и силы не прибавилось. Собственно, её ни на йоту не стало больше с того дня, когда его вынул из шкафа, а он зажмурился, чтобы только не видеть отцовского кабинета. И закатил истерику, отказываясь идти на похороны родителей. Его, конечно, всё равно отволокли, но он и там жмурился до рези под веками.

Так всю жизнь и проходил, жмурясь. От жены и Одинца он ведь тоже просто отвернулся, предпочтя ничего не видеть. Ну и, как результат, позволил им умереть. Им и сыну. Ведь был ещё и ребёнок. Он не желал видеть свой долг перед родом, выбрал другую жизнь и каков итог? Погибла девочка, чьей вины всего-то, что Грай ткнул в её имя в списке. Его братья погибли просто потому, что привыкли идти за ним. Потому, что не догадывались, насколько он слаб. Потому, что он слишком умело научился претворяться кем-то другим, не собой.

Погибли или погибнут? Хотя какая разница? В Лабиринте нет времени.

И ему, наконец, пора. Хватит.

Грай, не открывая глаз, подтянул ногу, вытащив из-за голенища ботинка нож, словно проверяя лезвие на остроту, провёл по предплечью, поморщившись от кольнувшей боли, когда лезвие задело царапины, оставшиеся от когтей летучей твари. И аккуратно положил клинок рядом с бедром, зачем-то постаравшись, чтобы лезвие не звякнуло о камень. Нож был не нужен, Лабиринт справится сам. Экзорцист знал: теперь не только раны, а он весь парит серебристым дымком. И это было правильно.

Может, на следующем повороте Колеса Шестеро и Один позволят ему родиться другим, не таким слабым, не таким жалким?

Он повозился, устраиваясь удобнее, скребанув поясницей по шершавой стене, и замер, медленно, будто в воду, опускаясь в Темноту и Тишину. В покой.

Только вот покой так и не наступил. За тоненькой завесой абсолютной тишины что-то было, происходило, жило – назойливое, не дающее расслабиться. Сначала это слышалось как очень-очень далёкий прибой, чуть нарастающий, но всё равно неразличимый шум. А потом…

– Грай, мать твою через коромысло, ты где? – рявкнуло так, будто Олден ему прямо в ухо орал. И в этом вопле откровенного беспокойства, даже страха за брата было ничуть не меньше, чем ярости, а уж её-то хватило бы на весь Орден. – Вонючий сапог тебе в грызло, куда делся? Командир, если не отзовешься, я тебя…

Дальше последовало описание такой фантазии, что экзорцист не хотел, а усмехнулся, подтягивая вялое тело, садясь ровнее.

А за громоподобным рёвом красавчика, за едва слышимыми, но не менее эмоциональными высказываниями Барса с Лисом, теплился огонёк, смахивающий то ли на пламя свечки, которую вот-вот задует ветер, то ли на одинокого светлячка. Но этот огонёк, неуверенный, едва видимый, всё равно упрямо мерцал. И ждал. Грай обещал, вот он и ждал.