— Папа?
— Нет, — произнес сочувствующе граф. — Я не папа.
Босой мальчик замолк, приподнялся на локте и застыл. В глазах его с каждой секундой нарастал ужас. Память, судя по всему, вернулась к ребенку, и он неожиданно вскрикнул, схватился за голову с солеными волосами и, посматривая сквозь дрожащие пальцы на Юлиана, разрыдался. Слезы градом покатились по лицу.
— Папааа…
Халлик ушел в себя, забыл, что рядом с ним сидит незнакомец, и лишь дрожал и рыдал, произносил безостановочно слово «папа». Горе ребенка было столь велико, что он не обращал внимания ни на осторожные поглаживания по спине, ни на слова Юлиана. А тот все не мог сообразить, как успокоить юного северянина, потерявшегося мыслями в страданиях.
В конце концов, не найдя ничего лучше, чем плотнее закутать его в плащ и прижать к себе, граф пригладил ребенка по волосам.
— Тихо, успокойся, Халлик.
— Папа… Где он? Где?
— Твой отец сейчас у Ямеса, смотрит на тебя, Халлик, и радуется, что ты выжил.
Юлиан врал, но он не мог сказать, что купец уже переварился в желудке Левиафана. Ребенок притих, уткнулся носом в соленую рубаху и горестно застонал, прикрыв глаза. И снова он перестал внимать чему-либо вокруг себя, забылся горем, и лишь слабое тело затряслось мелкой дрожью в руках Юлиана. Так прошло еще с полчаса, пока граф не поднес ко рту ребенка флягу, в которой воды осталось совсем на дне кожаного мешка. Ребенок жадно припал к ней и, кажется, слегка подуспокоился.
Пора было отплывать, чтобы добраться в порт до сумерек. Обладая хорошим зрением, Юлиан мог отправиться к Левиафану и ночью, но слабого ребенка нужно доставить в Луциос. Вероятно, в трюме когда-то были и припасы еды, но их съели поселившиеся там чертята, так что мальчик теперь голодными глазами осматривал суденышко.
— Медузы? — прошептал испуганно Халлик, разглядывая студенистые тела. — Вы ловите медуз?
— Да, мальчик. Не касайся их ни в коем случае.
С этими словами Юлиан надел чулки, затем сапоги и подгреб ногами трепыхающихся медуз в кучу, а сверху укрыл еще одной сетью, чтобы они не соскальзывали друг с друга и не шлепались на палубу. Халлик, сын купца из Лоракко, трясся, кутался в плащ и осматривался. Увидев, что мальчик притих и подуспокоился, Юлиан присел на корточки рядом с ним.
— Ну-ка, расскажи теперь, как ты спасся? Ты хороший пловец?
Халлик покачал головой и всхлипнул.
— Оно выплыло справа от нас, — прошептал он дрожащими губами. — Дядя Нэлл тогда стал молиться Ямесу, а все вокруг завопили. Папа стал орать рулевому взять курс левее, в сторону мелководья, к острову. Но… Я таких зубов никогда не видел. Дядя бросился к рулю, к ахтерштевню вместе с другими, но… Там… Появилась огромная черная пасть, разинула и…. Скрип обивки, все трещало по швам. Грот рухнул рядом и придавил Ирвилла… Дядя пропал вместе с кормой и нашими матросами. А папа схватил меня за шкирку и прыгнул с бака в воду. Сзади все ломалось, дядя… Вы бы слышали, как трещали доски… Корабль развалился на части, словно игрушечный. Как тот, что мне дядя Нэлл сделал в детстве.
Халлик замолчал и снова разрыдался, обхватив руками свои коленки.
— Папа сказал забраться ему на спину и взять за шею. Мы не смотрели назад, а папа говорил, что нужно доплыть до острова… И мы плыли. Но… тут папа закричал. Вокруг никого не было, ни акул, ни того чудища, но… Я не понимаю, что случилось. Я спросил его, не тяжелый ли я, а он стал орать, чтобы я не слезал с него. А потом папа лишь молчал, я его спрашивал, а он молчал… Ничего не отвечал. Лишь плыл. Вытолкнул меня туда, между скал. Я поворачиваюсь, чтобы помочь ему, а он уже ушел под воду. Я не понимаю, почему? Почему он утонул? Папа всегда так хорошо плавал!
По лицу графа скользнула скорбь. Он-то понимал, что случилось с отцом мальчика — редкий человек оставался живым после объятий с Голубым Жалом. Но каким же чудом купец нашел в себе силы доплыть с ребенком до скал?
— Твой отец спас тебе жизнь, а это — главное, — произнес Юлиан, поглаживая ребенка. — Поплыли в порт, там я тебя отправлю в Лоракко к матери.
— Маме? Моя мама умерла, когда рожала меня, — Халлик вздрогнул и снова расплакался, уже от старого горя и тех причитаний и упреков, что выпали на его долю.
— А кто у тебя остался из родных? Сестры? — Юлиан вспоминал возмущения купца на пирсе про пятерых дочерей.
— Да. Но у всех семьи. Я никому не нужен!
— Ну как это не нужен. Дяди, тети есть?
— Два дяди. Один был рулевым на корабле у папы, помогал ему, а со вторым папа постоянно ругался, они не могли что-то там поделить. Дядю Барна папа всегда называл «жадным чертом».
— Понятно…
Значит, нет смысла отправлять мальчика в Лоракко. Юлиан со вздохом встал с корточек, достал якорь и поднял парус. Суденышко сорвалось с места и, лавируя между скалами, стало пересекать Лилейский пролив, чтобы вдоль Ноэльского берега попасть в бухту. Мальчик лежал под парусом, свернувшись клубочком, и боязливо смотрел на высокого северянина.
Время было уже далеко за полдень, когда Халлик наконец, чуть осмелел.
— А кто Вы, господин? Вы выглядите, как наши, с Севера. И говорите со мной по-северному.
— Я? Ну, много кто. Но раньше, до того как я попал в Ноэль, меня звали Уильямом, — вспоминая прошлое, пусть местами и темное, все же по губам мужчины скользнула светлая улыбка.
— А вы откуда?
— Из Офурта.
— Вурдалачий край! — охнул мальчик и вынырнул ненадолго из мрачных дум.
— Да-да.
— А вы видели когда-нибудь вурдалаков! Они существуют?
— Видел, Халлик, видел.
— И какие они?
— Страшные… — коротко ответил Юлиан, не желая вдаваться в подробности.
— Дядь, — после недолгого молчания спросил Халлик. — А как там, у Ямеса, вы знаете? Папе там будет хорошо?
Юлиан помедлил и нахмурился. Он не верил в богов, но сейчас нельзя говорить правду, хотя бы ради душевного спокойствия ребенка, которому и так досталось на его коротком веку.
— Я не знаю. Но думаю, твой отец рад, что ты выжил. Ты подрастешь, возмужаешь, заведешь свою семью и выполнишь долг перед родителями.
— Долг? Какой? Папа говорил, что мой долг — это научиться его ремеслу. Не зря же я родился перед днем Аарда!
— Продолжение рода. Это же один из главных заветов Ямеса.
— А-а-а-а. А у Вас уже есть дети?
— Нет, — покачал головой Юлиан и поморщился от соленых брызг.
Рыболовная лодка весело летела над игривыми волнами в сторону маяка, который еще прятался за мысом. Солнце гладило прохладными лучами бледные северные лица ребенка и мужчины.