Демонология Сангомара. Искра войны - читать онлайн книгу. Автор: Д. Дж. Штольц cтр.№ 35

Юлиан остался безмолвен. Что он мог сказать советнику? Все тридцать лет он провел за спиной Мариэльд де Лилле Адан, действуя от ее имени и оттого не встречая нигде ни сопротивления, ни борьбы. Все тридцать лет он был скорее регентом, нежели истинным графом. Ему еще не доводилось бороться за власть, ибо он хоть он и видел следы этой ожесточенной борьбы в Плениумах, но имел возможность в них не участвовать, находясь много выше.

Ярость покинула взор Иллы Ралмантона.

– Вырывай в себе это благородство, Юлиан, – шепнул он уже устало. – Вырывай с корнем. Пользы ты от него в жизни не найдешь – лишь вред…

И он снова умолк. Он взглянул на стоящего перед ним молодого вампира, искренне не понимая, откуда в нем могли взяться такие черты характера, как честь и благородство. Не было этого ни в Илле, ни в Вицеллии, ни в Филиссии. Не бывает таких черт ни в дворцовых интриганах, ни в их детях, ибо благородство вырывается у этих детей с корнем еще с колыбели. Илла ничего не понимал. Он так редко общался с кем-нибудь, не зараженным златожорством, криводушием и желанием власти, что и не знавал других складов ума. Но сейчас перед ним стояло нечто чужое, неизведанное и неприспособленное к борьбе, где главная цель – власть. «Уж не кельпи ли так попортила его своим клеймом?» – думал настороженно Илла.

А потом он вдруг вспомнил младшего сына архимага, Мартиана Наура, о котором сам архимаг говорить крайне не любил – уж больно мягок и добр был этот Мартиан, не в пример отцу. Может, порой и от яблони рождается осинка?

– Надеюсь, что я все-таки вложил в твою голову мысль, которая облегчит тебе жизнь. Или спасет, – в конце концов, вздохнул он и искренне признался. – Я мог бы сделать проще – оставить все как есть. Право же, когда моя душа отойдет к Гаару, а это случится скоро, то мне уже будет все равно, что с тобой, честным болваном, станется: хоть к Абесибо, хоть на край света. Но ты – моя кровь. Молись, Юлиан, чтобы завтра к вечеру я получил конверт с красной печатью. Молись Гаару! И пошел вон с моих глаз, сукин сын!

Юлиан вышел нетвердым шагом из гостиной, держась за красное ухо. Ненадолго замерев на пороге, он обернулся и неожиданно для себя печально улыбнулся, качая головой сам себе. Илла же в это время устало растирал пальцы, которые онемели от усилий, и размышлял над перипетиями судьбы и того, что порой вкладывает в детей природа.

Затем Юлиан направился в комнату, где уже спали Дигоро и Габелий, и пролежал до утра с распахнутыми глазами. За окном продолжал выть ветер, который плескал на окна дождем.

Опасное место – этот Элегиар. Но до чего же притягательное своими опасностями… Если бы над северянином не довлела эта тайна обмана Вицеллия и вечное ощущение присутствия во дворце изменника, он бы остался здесь. Остался, чтобы попробовать свои силы, чтобы научиться жизни. Жизни-то, настоящей, он никогда больше не увидит там, где будут знать о том, кто он… Он вдруг вспомнил, как подчинилась ему Наурика, растаяла в его объятьях. Принесут ли завтра красный конверт?

Правда, к его сожалению, ни завтра, ни послезавтра конверта никто так и не принес. Не принесли и через неделю. От этого Илла стал мрачнее, а просвет в его отношении к еще не нареченному сыну закрылся грозовыми тучами. То и дело он срывался на него, и под какими бы предлогами это ни происходило, Юлиан понимал, что дело в его скотском поступке и обиде королевы.

Офурт.

2152 год, конец зимы.

Это произошло, когда Берта в очередной раз затеяла спор с Вахроем, своим мужем. Вахрой до жути терпеть не мог эти дотошные бабские увещевания, как надо «делать правильно», но деться от них никуда не мог. Вокруг стоял густой лес и буйствовала метель. Был бы Вахрой у себя в деревне, он бы вышел в сени после начала воплей женушки или сделал вид, что спит, отвернувшись к стене. Да вот только ни сеней, ни лежанки больше нет – дом сгорел, и остались у них лишь телега с пожитками, которые успели вынести из огня, да пара старых мулов.

Вот бы поспать, подумал уставший Вахрой, а то, поди ж, ночь, но им до Малых Ясенек оставалось всего ничего, так что нужно потерпеть.

– Тяж укрепи, говорю! Глухой, что ли? – снова шипела Берта. – Телега вихляет!

– Ой, замолкни, баба…

И Вахрой втянул голову в многослойное тряпье и натянул шапку до бороды в надежде, что это поможет оградиться от злющей жены.

– А вот как сделаешь, так и замолкну! Говорила же маменька, что руки у тебя не из того места, Ямес-то, поди, и позабыл тебе их дать.

Из корзины в подводе раздался младенческий вопль, и Берта сразу привстала на тюках со скарбом и заботливо потянулась к плотно закутанному розовощекому мальчику. Она размотала на холоде свое тряпье от шеи и ниже и вздрогнула от того, как сильно принялся колоть мороз оголенную грудь. Затем свободной рукой нащупала тут же, в повозке, льняники и накинула их сверху, приложила к груди ребенка. Тот принялся чавкать.

– Вот, бестолочь, разбудил малютку. Тьфу на тебя!

– Ой, да прекрати уже, житья мне не даешь, исчадие окаянное. Мало бед у нас. Дом погорел. Скотина зажарилась заживо. Еще и тобой Ямес меня решил наказать.

Повозка снова вильнула, а порядком уставшие мулы негодующе заревели.

– Укрепи тяжи, сказала же! – зашикала злобно Берта и потянулась к палке, чтобы огреть муженька по его пустой голове. – Выпадем!

– Закрой рот! Корми дитя вон. Как доберемся до Малых Ясенек, так и сделаю. И не раньше!

«Тьфу ты, черти б ее побрали. Надо было брать замуж ее сестру, а не эту грымзу-бабу», – подумал про себя Вахрой.

Повозка тяжело волочилась по снегу и иногда проваливалась в него по борта. Весь Офурт был укрыт плотным, пуховым одеялом, а тракты замело так, что не разобрать было, где – дорога, а где – лес.

Шел четвертый день пути, чертов четвертый день, как Вахрой согласился после пожара перебраться с пожитками к своей тетке. Та когда-то пообещала оставить после смерти дом, если Вахрой присмотрит за старухой. А может быть, поди, и померла уже. И будет им дом, но без старухи – красота.

Небо довлело над землей и давило на черные леса белесой, плотной пеленой. И без того непролазный большак стремительно заметало.

Метель ненадолго улеглась, и двое селян уже было облегченно вздохнули, как вдруг посреди ночи над лесами разнесся вой. Настоящий волчий вой. Волки, после того, как вурдалачье племя слегка поредело из-за Бестии, подняли свои головы и размножились. Даже больше – стали иногда притеснять низших демонов.

Вахрой вздрогнул, Берта побледнела, а младенец продолжил счастливо сопеть и чавкать, теребя материнскую грудь. Вой повторился, уже ближе. Затем снова налетел злой и морозный ветер и поглотил голос стаи.

– О Ямес… – прошептал Вахрой. – За что?

Мулы испуганно закричали, а мужик поддал их лозиной по крупу, чтобы поторопить. Скрип. Колесо наехало на камень, скрытый под слоем снега, и соскользнуло с него. Передняя ось треснула, а мать с ребенком с воплями покатились с телеги в сугроб.