Юлиан вышел на улицу как раз в тот момент, когда зазвенели первые колокола «тишины» – ранней весной их звон, приравненный к увеличению дня, случался еще ночью из-за возросшей городской активности. Над Элегиаром уже раскинулось черное полотно неба, усеянное звездами. Луна стояла высоко, как пастырь среди овец, а прохладный ветер гулял по сжатым улочкам, разгоняясь. Смрад улиц ненадолго развеялся, и горожане, которые жили выше второго этажа, приоткрыли ставни.
Юлиан покинул Трущобы, где было опасно находиться после заката, и перешел в район, прозванный «Колодцами» за близость к усыпавшим площадь колодцам. Там он вышел на мостовую, которая носила имя Морнелия Основателя. Эта улица вилась широкой лентой: меж борделей, завлекающих вывесками и сочными девками на балконах, меж фонарей с сильфами, вверх – ко входу в Золотой город. И он стал подниматься по холму вверх.
Где-то сзади раздался крик:
– Разойдись!
Юлиан оглянулся, как и оглянулась толпа на мостовой, которая спешила по домам из-за первого звона. К воротам шествовала пышная процессия из более чем двух десятков рабов, тридцати человек верховой охраны и одного большого паланкина. Расшитые черным бархатом и золотом носилки возлежали на спинах дюжины краснолицых юронзиев, а авангард сопровождения басовито кричал, продавливая народ во тьме. Впереди всей этой толпы бежали мальчики-рабы с шестами, на которых качались фонари.
Чтобы пропустить богатых господ, Юлиан прижался к стене закрытой лавки с овощами, когда мимо него мелькнули лоснящиеся бока лошадей. Звучно цокали по мостовой копыта. Под луной засияли наконечники алебард.
Короб паланкина, изготовленный из красного сандалового дерева и еще пахнущий им, пронесли мимо. Его плотная черная шторка колыхнулась, и оттуда вдруг посмотрели карие глаза из-под золотой маски.
– Стойте, – тихий голос из носилок.
Процессия остановилась, а Юлиан грязно выругался про себя. Штора у паланкина отодвинулась.
– Раб достопочтенного Ралмантона? – высокомерно спросил вампир из носилок.
Это был Дайрик Обарай – Королевский веномансер, член Консулата. Облаченный в почти черную маску, выполненную в виде коры дерева, он ясным взором сквозь прорези уставился на раба.
– Да, достопочтенный. Приветствую вас и да осветит солнце ваш путь, – последовал вежливый ответ с поклоном.
Штора паланкина отодвинулась еще больше, и из окошка выглянул Абесибо Наур, который сидел рядом с королевским веномансером. Острым, ледяным взглядом он начал разглядывать раба сквозь золотую маску старика, а тому пришлось снова склонить в почтении спину и еще раз отдать почести, как того требовали правила.
– Что ты забыл здесь ночью, раб? – спросил жестко Абесибо из-под маски.
– Искал хорошие цены на алхимию, достопочтенный. Поэтому и вынужден был задержаться. Сейчас как раз направляюсь к достопочтенному Ралмантону в особняк.
В доказательство Юлиан похлопал по боку, где висела сума с покупками.
– Или этот трусливый невольник просто-напросто вынашивал мысль о побеге, которую собирался воплотить в жизнь, да мы помешали, – отозвался со смешком Дайрик. – Вы, достопочтенный Наур, кажется, говорили о некой договоренности с нашим советником.
– Говорил. И она еще в силе, – ответил Абесибо.
– Не имел ни одной мысли о бегстве, достопочтенные, – натянуто улыбнулся Юлиан. – Я уже должен был явиться к господину. Прошу вас, дайте мне возможность прийти не слишком поздно, чтобы не увеличивать наказание и…
– Никто не давал тебе права голоса, раб! – грубо оборвал Абесибо. – Знают ли, что ты зашел так далеко? Уверен, что охрана, которая должна сопровождать тебя, потеряла тебя из виду. А сам ты должен был вернуться до последнего звона колоколов. Советник обязан будет согласиться – ты хотел сбежать. Стража! Позовите стражу!
Пока Юлиан стоял прижатым к стене овощной лавки, от свиты архимага отделился один слуга и побежал дальше по мостовой, ища глазами городскую охрану. Вокруг то и дело скрипели ставни. Это любопытные горожане смотрели на происходящее из окон домов, дабы потом разнести слухи со скоростью птицы.
Однако Юлиан не растерялся и ответил:
– Прошу извинить меня, достопочтенный, но вы забываете, кому я принадлежу. А принадлежу я советнику, на которого распространяется священный закон о неприкосновенности имущества. И только достопочтенный Ралмантон будет решать, насколько далеко мне дозволено отходить и как поздно я могу миновать Золотые ворота. А не вы…
Дайрик удивленно усмехнулся от таких наглости и бесстрашия.
– Вот мы и узнаем у твоего хозяина, – сказал Абесибо. – Дозволял ли он тебе расхаживать после колоколов «тишины» по городу.
– Дозволял, – ответил Юлиан. – И очень удивится от того, что вы задержали меня, посланного по его требованию. Я был отправлен в алхимическую лавку и имею на руках доверительную грамоту достопочтенного Ралмантона, скрепленную к тому же достопочтенным Обараем. Тем более, хочу заметить, что второго колокола еще не было!
И он невозмутимо распахнул суму и достал оттуда доверительную грамоту о покупке алхимических ингредиентов в лавках на улице Ядов. Затем он растянул ее перед окном паланкина, показывая личные печати. На его лице не мелькнуло ни тени страха.
За поворотом загрохотал караул, которого вели слуги архимага для засвидетельствования нарушения закона. В это же время по городу разнесся гулким звоном еще один колокол «тишины», который обозначил правоту раба. Не задержи того консулы, и он бы действительно успел попасть за Золотые врата, которые пестрели фонарями как раз в конце мостовой.
Дайрик всмотрелся в подтвержденную им же грамоту для покупки алхимических ингредиентов, прищурив глаза. А когда из-за угла показалась приставленная к Юлиану советником охрана и приблизилась к тому, Дайрик увидел и это. Он, хмыкнув, деликатно обратился к архимагу в паланкине:
– Достопочтенный Наур. Мы и так задержались из-за давки перед храмом. Нам бы следовало поторопиться, ибо завтра с рассветом снова сбор Консулата. Такие дела, сами знаете, желательно вершить исключительно с ясной головой. Так что я не уверен, что сей раб стоит той чести, чтобы отнять у нас сон…
И не успел караул города подойти к расписному паланкину с господами внутри, как Абесибо Наур, понимая, что его притязания безосновательны и Юлиан сможет подтвердить свою невиновность, дал знак. Носилки были подняты на плечи дюжиной краснолицых юронзиев, на лицах которых, кроме рабского клейма лежала и маска тупой покорности.
Когда паланкин проносили мимо, архимаг снова выглянул из-за парчовой шторы.
– Ты уповаешь на защиту своего хозяина, раб, – заметил он ледяным голосом. – И оттого так смел. Только не забывай, что твой хозяин, к нашему величайшему сожалению, стар и болен, а ты – еще молод. Если тебе думается, что с годами все забудется, то не надейся.
Юлиан усмехнулся и тихо ответил, дабы сказанное долетело лишь до ушей архимага, но никак не до любопытной толпы, выглядывающей из окон.