– Однорукий – мой бывший помощник Джек Барак. Я уже говорил вам о нем. В начале июня он приехал в Норидж, чтобы работать там на выездной сессии суда. Что касается ребенка, это дочь моей бывшей служанки, которая перебралась в Норидж, когда вышла замуж. И она, и супруг ее погибли во время уличных боев. Я решил удочерить девочку и нанял кормилицу – ту самую женщину, о которой вам рассказал Фоуберри.
– Говорите, родители девочки погибли? Без сомнения, они были мятежниками. – Пэрри подозрительно посмотрел на меня.
Однако я невозмутимо ответил ему:
– Эти люди стали жертвами жестокого убийства.
– Если вы действительно хотите усыновить ребенка, надо придумать менее подозрительную историю, – усмехнулся Томас и резко встал из-за стола. – Пойду к леди Елизавете, передам ей все то, что вы сообщили мне относительно Саутвелла. Ждите здесь.
Прошло не менее часа, прежде чем мой патрон вернулся. Предоставленный самому себе, я вспоминал о людях, с кем познакомился минувшим летом и более уже никогда не встречусь, ибо их унесла смерть. О бедном Саймоне Скамблере, которого я намеревался взять с собой в Лондон, о простодушном и добросердечном Нетти. Разве способен Пэрри, да и любой другой из моих лондонских знакомых, понять то, что понял я, проведя два месяца в повстанческом лагере? Тем не менее он, без сомнения, прав: что касается смерти родителей Мышки, тут мне следует придумать другую историю.
Когда Томас вновь вошел в кабинет, я сразу заметил, что настроение его резко улучшилось.
– Слава богу, подарок от короля наконец-то прибыл, – сообщил он. – Леди Елизавета может более не переживать на этот счет. – Испустив вздох облегчения, Пэрри сложил руки на своем круглом животе. – Что касается Саутвелла, то она предполагает передать этот вопрос на усмотрение Уильяма Сесила. В общем, решение пока еще не принято.
«Ну, если вопрос будет передан на усмотрение Сесила, его дальнейшие действия будут продиктованы исключительно соображениями политической целесообразности», – отметил я про себя.
– В ближайшее время я пошлю Сесилу полученный от вас отчет, – произнес Пэрри. – После этого положительный ответ на просьбу о помиловании можно будет считать всего лишь формальностью. Леди Елизавета желает побеседовать с вами лично, – добавил он, и во взгляде его вновь вспыхнули беспокойные огоньки. – Сейчас Бланш Харри отведет вас к ней. Прошу вас, Мэтью, будьте осмотрительны. И не советую вам упоминать о своем намерении усыновить ребенка убитых мятежников.
В дверь постучали, и в комнату вошла миссис Харри. Лицо ее, как всегда, хранило непроницаемое выражение.
– Сержант Шардлейк, следуйте за мной, – произнесла она, присев в неглубоком реверансе.
Как и в прошлый раз, леди Елизавета приняла меня в своем кабинете. Когда я вошел, она что-то писала, сидя за столом. Как видно, в связи с приближающимся днем рождения Елизавета сменила строгое черное платье на ярко-красное, с разрезными рукавами и золотистыми вставками. Сейчас вид у младшей дочери Генриха был более здоровый и цветущий, чем в июне, щеки у нее порозовели и слегка округлились. Сообщив о моем приходе, миссис Харри вознамерилась было встать за спиной своей госпожи, однако та проронила:
– Оставьте нас, Бланш. Я хочу поговорить с адвокатом Шардлейком наедине.
Бланш недовольно поджала губы, однако пробормотала:
– Как вам будет угодно, миледи.
Шурша юбками, она вышла прочь. Елизавета отложила перо и тщательно присыпала бумагу песком; лишь после этого она удостоила меня взглядом и слегка улыбнулась. Я замер в глубоком поклоне.
– Я перевожу Вергилия, с латыни на французский, – сообщила леди Елизавета. – Весьма увлекательное занятие. Садитесь! – Она указала на стул. Глаза ее, как всегда, были внимательны и серьезны. – Вы очень похудели, сэр.
– Мне довелось пережить трудные времена, миледи.
– Я прочла ваше письмо и знаю обо всем, что с вами случилось. Итак, Джон Болейн вскорости будет освобожден. Наконец-то. – В последнем ее слове сквозил легкий сарказм.
– Надеюсь, миледи.
– Какого вы о нем мнения?
– Самый заурядный сельский джентльмен, который стал жертвой заговорщиков, желающих завладеть его землями, – ответил я после недолгого замешательства.
– Если я не ошибаюсь, в вашем голосе послышались нотки презрения, когда вы назвали его заурядным? – склонив голову, уточнила Елизавета. – Что ж, ваше собственное поведение заурядным отнюдь не назовешь. – Тон ее внезапно стал суровым и резким. – Мне сообщили, что в течение двух месяцев вы находились в лагере бунтовщиков и, более того, являлись советником их главаря. Это правда?
– Миледи, повстанцы захватили меня в плен. Да, я помогал капитану Кетту проводить суды, но делал все от меня зависящее, чтобы они были законными и справедливыми.
– Значит, вы помогали мятежнику вершить суды! – гневно возвысила голос моя собеседница. – Да кто такой этот самый Кетт, чтобы судить людей, стоящих неизмеримо выше, чем он? – Она сердито отбросила за спину прядь длинных рыжих волос.
– Миледи, все это осталось в прошлом, – осмелился напомнить я.
– В прошлом? Вы говорите, что все осталось в прошлом?! Нет, мастер Шардлейк, вы сами прекрасно знаете, что это дело еще не закончено. Вы собрали сведения, порочащие сэра Ричарда Саутвелла, и хотите, чтобы я приняла соответствующие меры. Возможно, я передам ваше донесение Уильяму Сесилу. – Леди Елизавета подалась вперед, взгляд ее карих глаз встретился с моим. – Этому человеку я могу доверять всецело. Не сомневаюсь, решение, которое Сесил примет, ни в коей мере не поставит под угрозу мои собственные интересы. Скорее всего, он сочтет разумным не давать хода вашим обвинениям против Саутвелла.
– Миледи, но ведь несколько человек были убиты… – растерянно пробормотал я. – И сейчас надо решить, хотим ли мы, чтобы справедливость восторжествовала. Прежде мы с вами не раз говорили о таких вещах, и мне казалось, что мы согласны во взглядах и оба считаем, что справедливости заслуживает абсолютно каждый.
Леди Елизавета ударила кулаком по столу с такой силой, что я невольно подскочил.
– Господи Исусе! – Голос ее возвысился до крика. – Вижу, что, пожив среди мятежников, этих подлых псов, вы научились у них дерзости, сэр! Вы законник, а значит, лучше других должны знать, что зачастую справедливость – всего лишь смиренная служанка политики. Ваша первейшая и главнейшая обязанность – защищать мои интересы! Вместо этого вы все лето торчите в лагере бунтовщиков, грязных отбросов нашего общества! Когда вы помогали Роберту Кетту вершить так называемое правосудие в соответствии с его чудовищными представлениями, вы хоть думали о том, какие последствия это будет иметь для меня?
Негодование, охватившее меня, неожиданно вырвалось наружу.
– А вы не задавались вопросом, миледи, почему эти люди вообще подняли бунт? – выпалил я, глядя собеседнице прямо в глаза. – Да потому, что у них не было выбора! Несправедливость и беззаконие, творимые алчными помещиками и продажными королевскими чиновниками, довели их до отчаяния! – Осознав, что зашел далеко, слишком далеко, я добавил уже совсем другим тоном: – Поверьте, я всегда думал о том, чтобы не причинить вам вреда каким-либо неосторожным словом или поступком.