– Нет, – кратко ответил он. – А вы?
– Я тоже не питаю подобных амбиций. И признаюсь, никогда не питал. Но мы говорили о документе, сэр, – упрямо напомнил я.
Фловердью поджал губы, отпер ящик письменного стола, извлек из него бумагу и протянул мне. Это было постановление о выселении, закрепляющее за Джеральдом и Барнабасом Болейнами право проживания в поместье Бриквелл на попечении деда, имеющего право опекунства над ними. Постановление было подписано самим Фловердью, однако лишено какой-либо печати.
– Этот документ не имеет никакой законной силы, – пожал я плечами.
Хозяин кабинета смущенно заерзал на стуле, от былой его надменности не осталось и следа.
– Вы же знаете, как трудно иметь дело с такими людьми, как Чаури, – пробормотал он. – Они уверены, что знают законы лучше нас с вами, и затевают споры по всякому поводу. Я решил, что проще ткнуть ему под нос бумагу.
– Все это более чем серьезно, – произнес я, передавая бумагу Николасу. – Документ останется у меня.
Фловердью положил на стол руки, переплетя пальцы. Видно было, что он встревожен не на шутку.
– Сэр, мы всего лишь предвосхитили события…
– Мы?
– Сэр Ричард Саутвелл и я, – пояснил Фловердью после недолгого колебания. – Это он предложил действовать подобным образом. После того, как узнал, что вы подали просьбу о помиловании. Вы, надеюсь, понимаете, каким могуществом обладает этот человек, – выпалил он. – И насколько он опасен.
– Я наслышан об этом.
– Но зачем ему понадобилось срочно выселить Изабеллу из дома? – спросил Николас.
– Полагаю, Саутвелл хочет заполучить земли Болейна, – ответил я. – Его владения находятся по обеим сторонам от Бриквелла.
– Мне об этом ничего не известно, – поспешно заявил Фловердью. – Послушайте, сэр, завтра я поговорю с ним, скажу, что будет разумнее позволить этой женщине до поры до времени оставаться в имении.
Он облизал пересохшие губы. Перспектива подобного разговора, несомненно, его совершенно не радовала.
– Вот видите, брат Фловердью, как хорошо, что мы с вами встретились, – широко улыбнулся я. – Опытные законники всегда сумеют договориться друг с другом.
Мой собеседник растянул губы в ответной улыбке.
– Да, осталось решить вопрос о золотых соверенах, которые вы присвоили, – спохватился я. – Насколько мне известно, эти деньги были подарены Болейном жене и таким образом принадлежат ей при любом повороте событий.
Я протянул руку. Фловердью замешкался, но все же вытащил ключ, открыл другой ящик и вручил мне кожаный мешочек, затянутый шнурком. Заглянув внутрь, я увидел поблескивавшие золотые монеты.
– Деньги будут возвращены Изабелле, – сообщил я. – Если желаете, я оставлю вам расписку.
– В этом нет никакой необходимости, – затряс головой Фловердью. Теперь, когда он осознал, насколько серьезные неприятности я мог бы ему устроить, манеры его стали почти подобострастными. – Сейчас уже поздно возвращаться в Норидж. Может, вы не откажетесь поужинать с нами и останетесь ночевать? – предложил он. – Завтра утром отправитесь в путь.
Я бросил вопросительный взгляд на Николаса. Тот едва заметно покачал головой. Мне тоже не хотелось воспользоваться гостеприимством Фловердью, однако спина моя с каждой минутой ныла все сильнее, и отказаться от предложения провести ночь в мягкой постели было выше моих сил.
– Спасибо, сержант Фловердью, – кивнул я. – Мы с радостью примем ваше приглашение.
За ужином, состоявшим из сочной жареной свинины и отличного вина, хозяин дома прилагал отчаянные усилия, чтобы держаться любезно и приветливо. Говорил за столом по большей части он один, – судя по всему, жена его свыклась с ролью молчаливой слушательницы. Сыновья Фловердью удивили меня своими дурными манерами: один из них подсыпал соли в бокал брата, когда тот отвернулся; правда, все их шалости казались вполне безобидными. Я упомянул, что сегодня мы побывали на Ваймондхемской ярмарке, которая поразила нас своим размахом.
– О, городские жители здорово наживаются на этой ярмарке и театральном представлении, – бросил Фловердью. – Торговля иногда идет до самого утра. Что касается пьесы, представленной в этом году, то, насколько мне известно, она проникнута духом папизма. Правда, авторы постарались это скрыть, сделав героем ее Томаса Бекета.
– Некоторые фразы, произнесенные со сцены, звучали весьма смело, – заметил Николас.
– Вот как? – В глазах Фловердью вспыхнули настороженные огоньки. – Было бы неплохо достать текст пьесы. Возможно, он заинтересует епископа Рагге. Кстати, вы видели церковь в центре города? Прежде она принадлежала монастырю, но горожане ее выкупили. По их мнению, все монастырское имущество без исключения должно было перейти в собственность прихода. Представьте себе, они написали лорду Кромвелю, и тот удовлетворил их притязания. – В голосе Фловердью звучала нескрываемая досада. – Вот уже несколько лет эти болваны не дают мне спокойно жить. Братья Кетт и прочий сброд. Мясники и дубильщики кожи, которые прикупили земли и теперь слишком много о себе воображают. Только и знают, что настраивать народ против королевских чиновников. Пастбищ у Роберта Кетта наверняка не меньше, чем у меня, – добавил он с горечью. – Деньги теперь можно заработать только на овечьей шерсти.
– Я видел у лавки мясника высоченного здоровяка с седой бородой. Полагаю, это и есть Уильям Кетт?
– Он самый. Продувная бестия, каких мало. Но его братец Роберт еще хуже, – возвысил голос Фловердью. Предмет разговора, несомненно, волновал его. – Однако, клянусь, недалек тот день, когда я разделаюсь с ними обоими! – пообещал он и яростно проткнул вилкой кусок свинины, лежавший у него на тарелке.
После ужина Фловердью предложил сыграть в карты, но мы отказались, сославшись на усталость и желание лечь пораньше. Барака, как сообщил Фловердью, разместили в помещениях для слуг. На мягкой пуховой перине я спал крепко и проснулся поздно; солнечные лучи уже вовсю били в окна. Хозяева успели позавтракать, однако слуга подал нам перекусить. Фловердью не показывался. Увидав его жену, я поблагодарил ее за гостеприимство и сообщил, что нам пора уезжать. Против этого миссис Фловердью, как и следовало ожидать, не возражала. Слуге дано было распоряжение позвать Барака и привести наших лошадей. Наконец хозяйка кликнула мужа, и тот появился в дверях своего кабинета.
– Благодарю вас за гостеприимство, сэр, но мы должны вас покинуть, – с поклоном изрек я.
– Надеюсь, вы хорошо спали.
На губах Фловердью играла любезная улыбка, но взгляд был холоден как лед. Наверное, показное дружелюбие изрядно утомило его, догадался я, и он рад, что скоро надобность изображать из себя радушного хозяина отпадет.
– Прежде чем вы уедете, я хотел бы перемолвиться с вами парой слов, – заявил он. – Наедине.
Бросив взгляд в сторону Николаса, он указал на двери своего кабинета.