Гул голосов, пронесшийся по залу, свидетельствовал о том, что многие слышали о смерти Снокстоуба. Вид у присяжных был озадаченный.
– Два дня назад тело мастера Снокстоуба было извлечено из реки Уэнсум, неподалеку от Епископского моста, – продолжал я. – Нельзя исключать, что он погиб насильственной смертью.
Рейнберд подался вперед, взгляд его оживился.
– Коронер осматривал тело? – осведомился он.
– Да, милорд. Согласно заключению, Снокстоуб утонул. Однако дознание еще не проводилось.
– На теле обнаружены какие-либо раны?
– Насколько мне известно, нет, милорд.
– Этот человек был известен своим пристрастием к спиртному, – поднявшись, сообщил коронер. – Будучи, по обыкновению, пьян, он вполне мог свалиться с моста.
– Продолжайте, – кивнул мне Рейнберд.
– За день до смерти мастера Снокстоуба я беседовал с ним. Для того чтобы передать факты со всей возможной точностью, я прошу мастера Болейна вызвать еще одного свидетеля.
Болейн вновь замешкался; начинало сказываться колоссальное напряжение, в котором он пребывал. Я ободряюще улыбнулся, и он произнес:
– Я хотел бы пригласить Грязнулю Скамблера.
– Кого-кого? – ушам своим не поверив, переспросил Катчет.
– Прошу прощения, милорд, – вспыхнул Джон. – Я имел в виду Саймона Скамблера, который прежде служил у меня конюхом. Все зовут его Грязнулей.
Подмастерья, которых среди зрителей было немало, довольно захихикали. Скамблер, донельзя смущенный, поднялся со скамьи. Я спустился со свидетельской кафедры, отметив про себя, что бабушка близнецов Джейн Рейнольдс так и не вернулась в зал. Я ожидал, что Саймон займет мое место, однако он своей прыгающей походкой направился прямо к столу, за которым сидели судьи, и вытаращил на них глаза. Они тоже разглядывали его с откровенным любопытством. Хихиканье в зале становилось все громче; Скамблер, окончательно сконфузившись, озирался по сторонам. Я подошел и взял его за локоть:
– Саймон, тебе надо встать вон туда. Это место для свидетеля. Мастер Болейн задаст тебе несколько вопросов.
– Простите, мастер Шардлейк, – смущенно пробормотал Скамблер, повернулся и, наступив на расшатанную половицу, едва не упал.
Подмастерья в зале уже изнемогали от смеха.
Судья Катчет ударил по столу молотком:
– Прошу тишины! Пристав, выведите этих весельчаков из зала!
Мальчишки, по-прежнему хихикая, двинулись к дверям; пристав подгонял их дубинкой, словно стадо баранов. Я вернулся на скамью свидетелей и сел рядом с Изабеллой, изо всех сил противясь отчаянному желанию закрыть лицо руками. Скамблер, взгромоздившись на кафедру, выжидающе взглянул на Джона Болейна.
– Скажи, Грязнуля… то есть Саймон, ты же помнишь, как работал у меня конюхом? Ухаживал за Полднем, моим жеребцом? – не слишком уверенно начал тот.
Лицо Саймона просветлело.
– Еще бы мне не помнить, мастер Болейн. Полдень сразу меня признал, правда? Мы с ним хорошо ладили.
– Именно так. Ты помнишь, что я вручил тебе второй ключ от конюшни и строго-настрого наказал никому не давать его?
– Конечно, мастер Болейн. И я никому его не давал. Вот только… – Саймон осекся.
– Говори! – приказал Катчет. – Что произошло с ключом?
– Как-то раз Джеральд и Барнабас подкараулили меня и задали трепку. Это было на дороге в Ваймондхем. Когда они меня отпустили и убежали прочь, оказалось, что ключа от конюшни нет. Я всегда носил его на шее, на железной цепочке. А тут он исчез.
Саймон опасливо оглянулся на близнецов, на лицах которых не дрогнул ни один мускул.
Зрители наблюдали за происходящим с возрастающим любопытством, некоторые присяжные подались вперед.
– Ты помнишь, когда это произошло? – спросил Болейн.
– Двенадцатого мая, сэр. Как раз в день рождения моей бедной покойной матушки.
– И что ты сделал, убедившись, что ключ исчез? – задал очередной вопрос Болейн.
– Понятное дело, сэр, я принялся его искать. Искал повсюду: на земле, в траве, но нигде не нашел. Потом вернулся домой, однако ничего не сказал вам. Боялся, что вы рассердитесь и будете меня ругать. Утром я снова побежал туда. Решил на всякий случай поискать еще раз. И представляете, ключ нашелся! – Голос мальчика зазвенел от волнения. – Он лежал на обочине, у самой дороги. Но клянусь святым распятием, накануне я обшарил там каждый дюйм, и никакого ключа не было!
На лицах присяжных светился несомненный интерес, близнецы под прицельным огнем множества взглядов сохраняли невозмутимый вид. Болейн тоже посмотрел на своих сыновей, однако сразу отвернулся и задал Скамблеру следующий вопрос:
– Как ты думаешь, могли мои сыновья взять ключ, сделать с него копию, а потом вернуть?
– Они вполне могли это сделать, сэр, – кивнул Скамблер.
– Мастер Болейн, это уже не вопрос, а гипотеза! – откашлявшись, предостерег судья Рейнберд. – Разве адвокат Шардлейк не разъяснил вам, что строить предположения недопустимо? – Сурово взглянув на Скамблера, он осведомился: – А по какой причине сыновья мастера Болейна тебя избили?
– Сказали, что им надоело мое пение. Я люблю петь за работой.
– Вряд ли твое пение успокоительно действовало на жеребца с буйным нравом.
– Нет, сэр, что вы! – воскликнул Скамблер. – Полдень очень любит песенки, особенно вот эту! – И он принялся напевать: – «Ах, как жаль, моя голубка, что не любишь ты меня…»
Катчет хлопнул в ладоши:
– Прекрати немедленно! Не забывай, ты в зале суда!
Грязнуля растерянно потупился.
– Я только хотел показать, как я пою, – пробормотал он и оглянулся на тетку, которая, казалось, готова была вскочить со своего места и надавать племяннику тумаков.
Катчет недоуменно вскинул брови.
– Этот мальчик пребывает в здравом рассудке? – обратился он к Болейну.
– У него репутация… парня со странностями, – с заминкой ответил тот. – Но он честный малый и отличный конюх.
– У вас есть еще какие-нибудь вопросы к этому свидетелю? – поинтересовался Рейнберд.
– Нет, сэр. Я хотел бы вновь пригласить сержанта Шардлейка.
Рейнберд утомленно махнул рукой:
– Приглашайте!
Скамблер понуро побрел к скамье, а я вернулся на кафедру. Многие зрители улыбались, включая и некоторых присяжных; однако были и такие, кто недовольно хмурился. Ребячливое поведение Скамблера изрядно подорвало доверие к его показаниям. Тем не менее множество любопытных взглядов по-прежнему было устремлено на братьев Болейн. Я пристально смотрел на их отца, надеясь, что он вернется к теме исчезнувшего ключа.