– Мне известно многое. Я не буду говорить, какой ценой достались нам эти знания – это вас едва ли заинтересует, – проговорил я. – Но, уверяю, сейчас нет совершенно никаких причин…
– Нет, это совершенно немыслимо! – Багратион едва не сорвался на крик. – Может, ты уже даже знаешь, как делают эти штуковины?!
– Может быть. – Напустить на себя загадочный вид не составило особого труда. – И как только у меня появится возможность, я незамедлительно сообщу и вам.
– Осторожнее, Саша! – Багратион сложил руки на груди и откинулся на спинку кресла. – Не забывай… В конце концов, нравится тебе это, или нет – я должен делать свое дело.
– Так делайте, ваша светлость! Уж поверьте – скоро работы у Третьего отделения станет даже больше, чем было раньше. – Я облокотился на стол и подался вперед. – Точно так же, как и у нас всех. И мы непременно справимся. Хотя бы потому, что иного выхода попросту нет! Мы давно уже вместе работаем на благо страны и короны – и я совершенно не вижу причин не делать этого впредь. – Я попытался, но все же не смог удержаться от колкости: – Особенно если ваша светлость – уж простите – прекратит вставлять мне палки в колеса.
Багратион сердито сверкнул глазами, но, конечно же, сумел промолчать. Вряд ли он смог бы в неполные пятьдесят занять пост верховного жандарма Империи и на время чуть ли не стать ее единоличным правителем, если бы не умел держать себя в руках. Наш спор начался уже давно – и не собирался заканчиваться.
Но это уж точно не было поводом для настоящей ссоры.
– Ты слишком много на себя берешь, Саша, – тихо проговорил он.
– Едва ли больше, чем смогу унести, ваша светлость. – Я пожал плечами. – А уж с вашей помощью…
– Хорошо. Как скажешь. – Багратион раздраженно поморщился – и вдруг посмотрел мне прямо в глаза. – Но ответь мне на один вопрос, Саша. Всего один.
– И какой же.
– Скажи… Ты ездил на Валаам?
Лицо Багратиона вдруг стало немыслимо, смертельно серьезным – будто от моего ответа зависела чуть ли не сама его жизнь. Я не почувствовал вспышки Дара, ничего такого, чем непременно сопровождалась бы попытка залезть мне в голову и покопаться в памяти. Но сам взгляд темных глаз почему-то сейчас больше всего напоминал бур, уже готовый просверлить меня насквозь.
– Да, ваша светлость. – Я не видел особых причин скрывать то, что Багратион уже и так наверняка знал. – Ездил.
– И что ты там видел?!
– А это уже второй вопрос, – улыбнулся я. – Не так ли?
Почти минуту мы молчали. Не так уж долго – но за это время сидевший напротив человек менялся буквально на глазах. Багратион сжался в кресле и даже чуть осунулся, будто разом постарев лет на десять. Что-то пробило его даже сильнее, чем весь наш предыдущий разговор – хоть я и сказал немало неприятного. И я, кажется, догадывался – что именно.
Но уточнять, ясное дело не стал.
– Что ж, – наконец, выдохнул Багратион. – Видимо, теперь мне придется привыкнуть к мысли, что семнадцатилетний…
Наверняка мне понравились бы следующие слова – даже прозвучи они отчасти оскорбительно. Но нашу беседу прервали самым бесцеремонным образом: в коридоре послышались быстрые тяжелые шаги, потом дверь с грохотом распахнулась, едва не ударившись о стену, и на пороге возник Андрей Георгиевич. И глазу него были такие, будто старик только что увидел самого черта.
Или что похуже.
– Прошу прощения, что вынужден помешать, ваше сиятельство… ваша светлость. Новости непроверенные, нигде не объявлено официально. Подробности пока неизвестны, и все же мы с Александром Константиновичем решили сообщить немедленно. – Андрей Георгиевич отер пот со лба. – Сегодня ровно в девять утра в Варшаве был убит… застрелен гостивший у губернатора германский кайзер Вильгельм. И уже через несколько часов – очевидно, в ответ на случившиеся – войска Рейха пересекли границу Привислинских губерний и заняли Калиш и Ченстохов… Думаю, вы все понимаете, что…
– Да, разумеется. Нет нужды объяснять, Андрей Георгиевич. – Багратион вытянул руку и забарабанил пальцами по столешнице. – Вне всяких сомнений, подобное означает только одно.
– Война, – тихо проговорил я. – Это значит – война.