– О черт!
– Если не посмотришь на дело со всех сторон, правильных ответов не получишь. А теперь давай посмотрим, как будет вести себя Брин на официальном допросе.
Брин ждал, изучая поляризационный светофильтр, который изнутри казался зеркалом, а снаружи служил окном для наблюдения, когда Ева вошла в комнату для допросов. Он повернулся и одарил ее своей мальчишеской улыбкой.
– Знаю, мне полагается злиться и требовать адвоката, но мне страшно интересно.
– Рада доставить вам удовольствие.
– Но мне пришлось оставить Джеда у соседки. Поэтому я надеюсь, что это много времени не займет.
– Тогда садитесь и давайте начнем.
– Давайте.
Ева включила запись, назвала дату, номер дела и зачитала допрашиваемому его права.
– Вам понятны ваши права и обязанности, мистер Брин?
– Да. Слушайте, я сегодня рано утром слышал по радио отчет о нападении. Парень изображал Банди. Как вы думаете…
– Может быть, вы позволите мне задавать вопросы, Том?
– Извините, привычка. – Он опять улыбнулся.
– Где вы были сегодня в два часа ночи?
– Спал у себя дома. Закончил работу около полуночи. В два часа я уже спал без задних ног. – Ваша жена была дома?
– Конечно. Спала без задних ног рядом со мной. Правда, она делала это более изящно, как подобает даме.
– Вы думаете, остроты помогут вам завоевать мое доверие, Том?
– Во всяком случае, не повредят.
Ничего не сказав, Ева перевела взгляд на Пибоди.
– Если вы ее разозлите, это может вам повредить, – отозвалась Пибоди. – Поверьте мне, уж я-то знаю.
– Вы собираетесь разыграть гамбит злой следователь – добрый следователь? – Брин откинулся на стуле, балансируя на задних ножках. – Я изучал все основные методики допроса. Никогда не мог понять, почему именно этот способ срабатывает. Ну, вы же меня понимаете: он стар как мир.
– Нет, есть еще более старый способ: я веду вас в свой закрытый кабинет, и во время нашего разговора с глазу на глаз вы спотыкаетесь и ухитряетесь разбить себе лицо.
Он продолжал покачиваться на стуле, изучая лицо Евы.
– Я так не думаю. В вас чувствуется определенная свирепость, это точно, я даже замечаю некоторую врожденную склонность к насилию, но вы не выбиваете показания из подозреваемых. Вы слишком порядочны. Вы хороший полицейский. – Теперь он заговорил серьезно, явно упиваясь своей интуицией и интеллектом. – Вы вгрызаетесь и не отпускаете, потому что верите: так надо. Больше всего вы верите в дух закона. Может быть, не в букву, но в дух уж точно. Может, вы кое-где срезаете углы, не все заносите в ваши официальные рапорты, но вы очень осторожны и разборчивы в том, где можно пересечь черту, а где нет. А выбивать показания из подследственных – нет, это не ваш профиль. – Он бросил победоносный взгляд на Пибоди. – Здорово я ее раскусил?
– Мистер Брин, вы не смогли бы раскусить лейтенанта, даже если бы сделали это своей жизненной миссией. Она вам не по зубам.
– Да бросьте. – Брин раздраженно дернул губами. – Вы просто не хотите признать, что в этой игре я так же хорош, как и вы. Слушайте, когда предмет вашего изучения – убийство, вы изучаете не только убийц. Вы изучаете полицейских.
– И жертв? – вставила Ева.
– Конечно, и жертв тоже.
– И все это изучение, исследование, анализ, описание… все это оттачивает в вас навыки наблюдения, не так ли?
– Писатели – прирожденные наблюдатели. Это наша профессия.
– Стало быть, когда вы пишете о преступлении, вы пишете о том, кто его совершил, кто стал его жертвой, кто его расследовал и так далее. В сущности, вы пишете о людях. Вы знаете людей.
– Совершенно верно.
– Такой наблюдательный человек, как вы, непременно должен подмечать нюансы, привычки, должен угадывать, что люди думают, предвосхищать их поступки.
– Опять-таки верно.
– Ну, раз вы такой прозорливый наблюдатель человеческой природы и поведения, от вас не могло ускользнуть, что ваша жена развлекается с цыпочкой, пока вы дома играете в лошадки с сыном.
Эти слова стерли самодовольное выражение с его лица, как будто она нажала кнопку «удалить». Улыбка сменилась шоком, лицо побелело, а потом побагровело от гнева и унижения.
– Вы не имеете права говорить такие вещи.
– Да будет вам, Том, ваша поразительная наблюдательность не могла покинуть вас в вашем собственном маленьком замке, где мужчина – царь и бог. Вы не могли не знать, что она творит. Вернее, как низко она пала.
– Замолчите.
– Что, неприятно? – Качая головой, Ева встала, обошла стол, наклонилась над его плечом и заговорила прямо ему в ухо: – Она даже не удосужилась выбрать для забав другого парня, пока вы сидите дома, изображая мамочку. И кто вы после этого, Том? Секс с вами был так скучен, что она решила посмотреть, что делается на женском пляже. Не слишком большой комплимент вашим мужским достоинствам?
– Я сказал, замолчите! Я не обязан слушать весь этот бред!
Стиснув кулаки, он вскочил со стула, но Ева толкнула его обратно.
– Нет уж, придется послушать. Ваша жена не задержалась на совещании в ту ночь, когда зарезали Джейси Вутон. Она была со своей любовницей. И вы это знали, не так ли, Том? Вы знаете, что она ускользает из дому и с работы, изменяет вам вот уже почти два года. Что вы думаете об этом, Том? Каково это – сознавать, что она хочет другую женщину, любит другую женщину, отдается другой женщине, пока вы воспитываете сына, которого создали вместе, пока вы заботитесь о доме – словом, исполняете роль жены, чего она никогда не делала?
– Сука. – Он закрыл лицо ладонями. – Чертова сука.
– Мне следовало бы вас пожалеть, Том. Вот вы, как я говорю, заботитесь о сыне, о доме, да еще и работаете. У вас важная работа, можно сказать, карьера. Вы знаменитость. Но при этом вы взяли на себя роль профессионального отца, и это достойно восхищения. А она тем временем проводит дни в большом кабинете за совещаниями о модных тенденциях в одежде. – Ева испустила картинный вздох. – Ее заботит, что люди будут носить. Это ж сдохнуть можно! Все это для нее важнее семьи. На вас и на ребенка она внимания не обращает. И ваша мать поступала точно так же. Но Джульетта, она пошла еще дальше. Врет, изменяет, трахается с другой женщиной, вместо того чтобы быть женой и матерью.
– Замолчите! Заткнитесь! Ну почему вы не можете просто замолчать?
– Вы хотите наказать ее за это, Том, и кто стал бы вас осуждать? Вы хотите вернуть то, что у вас отнято, а кто не захотел бы на вашем месте? Вас это точит. День за днем, ночь за ночью. Вы с ума начинаете сходить. Женщины – они просто на хрен не нужны, верно?